Смысл бытия человека, есть ли цели и смысл жизни

Есть ли смысл жизни и её цели — есть ли смысл бытия человека

СОДЕРЖАНИЕ СТАТЬИ отвечает на такие вопросы:

• Есть ли смысл бытия человека? Ответов много, а вариантов всего два
• Есть ли смысл бытия человека? Нет
• Разве в этом может быть смысл бытия человека
• А кто, собственно, ищет смысл бытия и жизни
• Есть ли смысл бытия человека? Да
• Вера в высшие силы, как обретение смысла бытия
• Не веришь в бога, верь в что-нибудь другое
• Смысл бытия для тех, кто ни во что не верит
• Смысл бытия: Жить хорошо
• Смысл бытия: в жизни по-человечески, — как человек
• Смысл жизни человека и смысл бытия человека, в чём разница
• Рассуждение о смысле бытия, жизни — абстракции или реалии жизни
• Смысл бытия, к каким выводам приходят люди в конце своей жизни — старики
• Смысл жизни — «не хлебом единым жив человек»
• Ещё статьи по этой теме

Есть ли смысл бытия человека? Ответов много, а вариантов всего два

Смысл бытия человека – смысл жизни, как чаще мы привыкли говорить в школьных сочинениях и в задушевно-философских беседах. Кто о нём не знает?

Любого спроси, — и все, коротко или длинно, «со своей головы» или заученными чужими словами, ответят.

Если обобщить и резюмировать эти ответы, то они, в принципе, двух видов:

— Одни говорят, что смысла жизни нет, и не может быть, потому что — потому.

— А другие говорят, что смысл бытия человека непременно есть, даже не зная в чём он. Ибо есть высшие силы – бог. Или, там, инопланетный разум какой-нибудь, или ещё что.

Ну, мол: Что мы, за просто так живём, что ли? – такие хорошие, умные и красивые!

Есть ли смысл бытия человека? Нет

Смысла жизни человека нет, а если и есть, то никто его не ведает.

Ибо и в жизни отдельного человека, и, в целом, у цивилизации людей. Как ни напрягайся и ни ищи, ни в истории, ни в настоящем, не видно ни достойных целей. Ни, главное, ни вечности, ни незыблемости.

Все мы, люди, буквально, висим в пространстве и времени вселенной. И ничтожны в своей бренности и зависимости от прихотей этого пространства-времени.

Да, что там! – бог, если нас и сотворил, но не дал нам ни ума, ни должного качества чувств. Живём, более, не как люди, а как животные.

И по законам животных стай: какое тысячелетие убиваем и гнобим друг друга, ради «своего места под солнцем».

То есть, вроде бы, мы — люди. А даже относиться по-человечески друг к другу не научились.

Верхом нашей духовности считается способность НЕКОТОРЫХ людей к сочувствию и сопереживанию, относительно себе подобных.

А остальные, не «некоторые»: обманут, предадут, продадут, изнасилуют, унизят, убьют, «и глазом не моргнут».

Не верите? Не согласны? Включите любые «Новости» или «События» и сопоставьте текущие факты из жизни людей.

Или, просто, оглянитесь кругом. Или на себе внимательней посмотрите «не замыленным», не зашоренным, высоким самомнением, глазом. Например:

Разве в этом может быть смысл бытия человека

— Когда одни не знают уже, как ублажить своё тело и «пощекотать» свои пресытившиеся чувства.

А другие, в это самое время, умирают с голоду и от жажды. Или гибнут, как «лишние люди», от пуль и снарядов.

И первых никак не волнует жизнь вторых.

Более того, они и думать об этом не хотят, хотя прекрасно знают, что всё их благополучие построено на крови и поте других людей.

Просто: мы, они так считают, – элита, богом помазанная и избранная.

А они, остальные, — кто? Быдло, способное лишь «пахать» и довольствоваться «прожиточным минимумом». И радоваться своей «будке и длинной цепи».

Демократия, вам сказали: Что ещё вам нужно!? А смысл бытия человека? – каждому своё.

Эту мудрость, сказанную кем-то из философов, обслуживающих интересы «богоизбранных», они признают. И всем другим вдавливают в голову, чтобы «не рыпались».

Когда одни живут исключительно гламурной и «господской» жизнью – «в холе и в неге». И «работают» исключительно головой и «ложкой». Или, просто, предаются чувственности.

А другие сводят «концы с концами» — какой там смысл жизни!? – какой смысл бытия!? Если всё это бытие сводится к тому, чтобы это бытие ОБЕСПЕЧИТЬ?

А думать о нём уже нет ни сил, ни желания – расслабиться бы хоть как-то и не думать ни о чём.

Тем более, что никто и не настаивает на этом. Поиски смысла бытия «людьми из народа», никогда не считались ничем иным, чем пьяным или непросвещённым и безграмотным бредом.

Как бы и сколько ему, народу, это, поиски и нахождение смысла жизни, не приписывали. Восхваляя его, в желании обдурить в очередной раз.

Мол, наш народ мудрый и великий своим умом: он знает смысл бытия человека.

Прям задницей, извините, чувствует, сидя на лавке, да с бутылкой на столе, и с рублём в кармане «на опохмел».

А кто, собственно, ищет смысл бытия и жизни

Думаете, что правящая элита обеспокоена поиском смысла жизни? А зачем им? У них и так «всё в шоколаде».

И единственная проблема, чтобы этот шоколад не растаял — чтобы им не утратить своего элитарного положения в обществе.

А о смысле бытия пусть думают всякие философы, писатели и пропагандисты. Надо же им, как-то свой хлеб зарабатывать и отрабатывать.

Но, тем не менее, о смысле своего бытия и о смысле бытия человечества, думают все: хоть иногда, хоть как-то.

Ибо, вообще бессмысленно жить, человек не может. Пусть, даже, этот смысл бытия сводится к тому, чтобы «найти денег и выпить, от тоски».

Есть ли смысл бытия человека? Да

На мой взгляд, если быть честным и последовательным в своей логике и в рассуждениях. Можно признать, что смысл бытия человека есть, но только в двух случаях:

Вера в высшие силы, как обретение смысла бытия

Смысл бытия появляется у человека, если он представляет и признаёт, что есть нечто или некто в этом мире, что или кто разумнее нас, людей.

И, более того, способно управлять этим миром, ради «доброго и вечного».

Иначе говоря, смысл бытия человека есть, если признать, что есть неведомые высшие силы, которые видят некую ценность человека и человечества.

И обладают способностью, в силу этого, сохранять человеческую цивилизацию, как таковую.

Ну, как я приводил как-то образ: Люди – рыбки в аквариуме, под присмотром аквариумиста. Он наблюдает, как мы плаваем в своём естестве и убогости, позволяя нам это.

Но никогда не допустит, чтобы его аквариум оказался пустой, — на то он и аквариумист.

Такой смысл своего бытия, вернее даже, — оправдание своей жизни, и находят большинство людей в вере в того или иного бога.

Благо, и придумывать никому ничего не нужно: религия давным-давно стала ведущим мировоззрением масс.

Более того, религия насаждается государствами стран, как официальная или полуофициальная их идеология.

И эффективный способ борьбы с инакомыслием, которое всегда чревато для интересов государства.

Государства, как такого устройства, когда малочисленная элита правит большинством – народом. Эксплуатируя его и всячески подавляя его развитие, и физическое и духовное.

Не веришь в бога, верь в что-нибудь другое

Не хочешь находить смысл бытия в боге? Не веришь в сказки, и чураешься лицемерия и двуличия религиозных деятелей, их адептов, паствы и покровителей?

Ну, тогда, можно найти успокоение души и тела в вере в инопланетный или в космический разум. Типа, верить в разумность самой Земли, и прочее.

Или, например, можно верить в то, что во главе государства стоят мудрые и справедливые люди. Которые «сделают все, как надо».

Или, немалочисленная часть людей заявляет, что видит смысл своего бытия в вере в самого себя. Естественно: «единственного и неповторимого».

Как правило, для страховки, такие люди, часто на уровне подсознания, по-детски верят в судьбу. В своего ангела, в своё предназначение, и прочее, в таком духе.

Какая, в принципе, разница? Что вера в бога, что ещё во что-то или в кого-то.

Главное, ведь, при таком способе осмысления действительности и себя в ней:

— человек находит смысл бытия в том, что есть нечто Высшее, что как-то присматривает за ним.

А раз так, то значит жизнь человека, притом ЛЮБАЯ, обретает смысл её бытия. Единственное условие, чтобы не утерять этот смысл: «нужно ВЕРИТЬ во что-то или в кого-то».

Почему пишу это выражение в кавычках? А потому что оно давно стало расхожим клише, когда кто-либо морализирует, размышляя о жизни и об её смысле.

Или поучает кого-то, как нужно жить: Нужно верить…

Смысл бытия для тех, кто ни во что не верит

А как быть тем, кто, в силу известных, в общем-то, причин, – воспитание, образование, уровень развития, не верит ни во что и ни в кого. Часто, включая и себя?

В чём они находят смысл бытия. И своего, персонального, и вообще человеческого, как такового?

Как известно, где нет знания или чего-то, что принимается за это знание, там появляется вера.

Дело всё в том, что человек, с силой необходимости и неизбежности, имеет ЦЕЛОСТНОЕ мировоззрение.

То есть, для того, чтобы жить и иметь сознание-осознание этой жизни. Человеку, как минимум, обязательно нужно иметь цельную – целостную картинку мира и себя в нём – мировоззрение.

Какая это будет картинка: соответствующая действительности, в той или иной мере. Или абсолютно иллюзорная и ложная. Широкоформатная или «узколобая», и прочее, — это уже другая тема.

Главное понять, что мировоззрение – это совокупные представления человека о мире, в котором он живёт.

И, исходя из этого своего мира, он и ищет смысл бытия. Укладывая его, именно, в свои представления о мире и о себе.

Так вот: в чём смысл бытия человека, который не хочет верить «ни в бога, ни в чёрта»?

Вернее, в чём он его видит и находит, при отсутствии у себя религиозных или по-детски наивных представлений о чудесном и о неведомом.

Но, всё равно, существующем, как добром, справедливом и вечном, относительно себя?

А находит он смысл бытия в том, что приходит, в своих размышлениях о мире и о себе, к простой идее и принципу человеческой жизни:

— Нужно просто жить. И, при этом, стремиться жить хорошо!

Почему так? А потому что они уже прекрасно понимают, что жить хорошо постоянно, невозможно.

А если не стремиться жить хорошо, то этого «хорошо», никогда и не наступит.

Здесь, как вы понимаете, главное и ключевое в том, а что понимать под «жить хорошо», ну а лучше, конечно, счастливо.

Смысл бытия: Жить хорошо

А вот здесь-то, этот смысл бытия и раскрывается, ибо под «жить хорошо», неверующие ни во что люди, осознанно понимают, что:

1. Смысл бытия человека – смысл его жизни в том, чтобы прожить долго и комфортно, и физически и духовно.

То есть, чтобы как можно меньше болеть и не испытывать телесных болей и проблем – это относительно своей телесной, животной жизни.

А относительно своей духовной жизни, жить нужно так, чтобы не испытывать душевных мук. И получать удовлетворение от своей интеллектуальной, чувственной жизни.

Просто? Да, но как-то не совсем понятно, а поэтому:

2. Смысл бытия человека, который не верит НИ ВО ЧТО, в том, что он рассчитывает только на свои знания о жизни и о себе.

В частности, он знает, что его дух – интеллект, чувства, представления – сознание, находится в его биологическом теле.

А поэтому, это тело нужно знать, беречь и сохранять, в надлежащем, здоровом состоянии, постоянно и как можно дольше.

3. Он знает и понимает, что он живёт в социуме – среди людей. И иначе жить не может.

Поэтому, он знает и старается исполнять человеческие правила поведения и отношений среди людей.

Чтобы иметь с ними и самим собой, как можно меньше проблем – духовного и телесного дискомфорта, связанного со своей социальной жизнью.

Какие правила? Ну, в общих чертах, они, например, задекларированы в проповедях И.Христа, и известны, как Общечеловеческие ценности жизни человека.

Можно почитать:

Общечеловеческие ценности и нравственность

Смысл бытия: в жизни по-человечески, — как человек

4. Особо подчёркиваю, что смысл бытия, им, неверующим ни во что людям, видится не только и не столько в знании и понимании правил поведения и отношений людей.

Не только в их декларации, как правило, лицемерной, двуличной и неисполняемой, например, теми же религиозными деятелями.

Смысл бытия, таким людям, видится именно в том, чтобы жить по этим принципам. Не лицемеря и не лукавя ни перед собой, ни перед людьми.

5. Смысл бытия, людям, не верящим ни во что и ни в кого, представляется и в том, чтобы постоянно, во всём и везде, и всеми возможными способами, развиваться духовно.

То есть: обогащать своё сознание всё новой информацией об окружающем мире. И, главное, осмысливать её, в поисках жизненно важных истин и смыслов.

6. Смысл бытия, такими людьми, понимается как верность самому себе – сохранение своей самости – самодостаточности – своего «Я».

То есть, смысл жизни для них: прожить СВОЮ личную жизнь. А не ту жизнь, которую им навязывают окружающие люди, общество, государство и обстоятельства жизни.

Иначе говоря, они видят смысл своего бытия в том, чтобы не быть марионеткой в руках других людей и обстоятельств.

То есть, иметь своё индивидуальное сознание и самосознание. А не суррогат стадного массового или группового сознания.

Смысл жизни человека и смысл бытия человека, в чём разница

На мой взгляд, особой, принципиальной разницы, между понятиями «смысл жизни» и «смысл бытия» нет. Ибо жизнь человека – это и есть его бытие – нахождение, в этой жизни.

По-моему, тут важней задуматься о таком аспекте проблемы смысла бытия и жизни: Понятие смысла жизни или бытия человека – это всё – «высокие материи».

А вот, какой смысл жизни конкретного, реального человека?

То есть, абстракции – это хорошо, и даже как-то кому-то понятно и согласительно. А вот, как жить, — в чём видеть смысл бытия, «простому человеку»?

Ну, извините, я же, лично я, свои рассуждения «не высосал из пальца» и не наплодил их больным или возбуждённым воображением.

Кто хочет, кто может, тот видит, что мои такие рассуждения о смысле жизни, вполне соответствуют реалиям жизни людей вообще, как таковых. И вполне конкретных «людей с улицы».

Более того, уверяю, что я и сам не только прошёл эволюцию поиска смысла своего и общечеловеческого бытия.

Но и живу уже несколько десятков лет, как человек, который ни во что не верит, но имеет смысл своего бытия.

Ибо, скромно скажу так: я живу значительно лучше, чем мог бы жить, если бы не видел и не понимал смысл своего бытия.

Более того, я уверен, что я бы вообще уже не жил, если бы имел другой смысл бытия или вообще его никак не осознавал.

Так уж складывалась моя личная жизнь на фоне бурной общественной жизни последних десятилетий. Что в ней вполне можно было пропасть – сгинуть, умереть.

Сгинуть, умереть, если не видеть смысла жизни.

Рассуждение о смысле бытия, жизни — абстракции или реалии жизни

А поэтому, нужно понимать и предполагать, что, не всегда, но иногда бывает, что в рассуждениях о «высоких материях», кроется «рациональное зерно».

А бывает оно лишь тогда, когда абстрактные рассуждения построены – имеют в основе, вполне конкретно-предметные факты и знания.

А не наоборот, как часто бывает: навертят себе в голове невесть что, в частности о смысле бытия и жизни. А потом пытаются это прикладывать к этой самой жизни.

То есть, это я к тому говорю, что каждый человек, в силу своей неповторимой, но вполне тиражируемой в социуме жизни. Имеет свой смысл жизни и по разному воспринимает и понимает смысл бытия.

Кто-то не может обойтись без веры во что-то или в кого-то – именно вера делает жизнь такого человека осмысленной.

Или, во всяком случае, он сам считает, что живёт не бессмысленную жизнь – что его бытие имеет оправдание.

А кто-то не хочет и не может верить ни во что – он хочет всё знать и не принимает ничто и никого на веру.

Он видит смысл своего бытия в жизни, как таковой, которая не всегда хорошая.

Но нужно стремиться сделать её хорошей, а иначе смысл бытия человека отсутствует, по его мнению.

Извините, но только «жрать, срать и сексом заниматься» — такие мечты и жизнь не для него.

Как и вообще бездумная и бесцельная жизнь, человеку, который не верит, претит. Ему знания подавай: Хочу всё знать! — это про него.

Ибо знания подразумевают постоянный процесс познания, подчас не только приятный, а очень мучительный. Это не только «чтение книжек», а, прежде всего, сама жизнь.

А процесс познания подразумевает не только обучение. Но и постоянное присутствие в голове вопроса: А зачем? А какой смысл этого?

В том числе: А каков смысл бытия, мой и человека, как такового?

Смысл бытия, к каким выводам приходят люди в конце своей жизни — старики

Конечно, говорить о том, что все люди к старости набираются жизненных знаний и видят жизнь «такой, как она есть», нельзя.

Ибо, если человек прожил жизнь, мягко говоря, неумно и не совсем хорошо, и, самое главное, бездумно и бесцельно. То старость, сама по себе, мудрости не прибавляет.

Но, тем не менее, старики обладают неоценимым и бесспорным преимуществом перед молодёжью.

Они имеют жизненный опыт – всякие разные события в своей жизни. Которые, даже и ленивого и глупого, заставляют сделать хоть какие-то правильные выводы.

Так, о чём говорят старики, касательно того, в чём они видят смысл бытия человека, сквозь призму своего жизненного опыта?

1. Смысл бытия: родить и воспитать детей.

Почти все старики, мужчины и женщины, сожалеют о том, что у них нет детей или о том, что их мало – нужно было родить и воспитать больше.

2. Они не видят смысла бытия в работе, лишь для заработка денег, карьеры.

Старики воспринимают своё прошлое, проведённое на работе, которая была «ни уму, ни сердцу», как пустую трату своей жизни.

3. Смысл бытия, по мнению стариков, и в том, чтобы как можно больше увидеть, в своей жизни.

Не сидеть безвылазно на одном месте – «там, где родился, там и сгодился». А хотя бы путешествовать, иногда, пока не надоест.

Смысл жизни — «не хлебом единым жив человек»

4. Смысл жизни не в «вещизме».

Нужно было не тратить жизнь на добывание и приобретение вещей – излишних материальных благ – роскоши и того, «что у всех есть».

Вещей должно быть достаточно, для здоровой и удобной жизни. Вещи, «богатая» бытовая жизнь — не главное в жизни, а, даже, помеха в ней.

5. Смысл жизни в отношениях с людьми, в общении с ними.

Ибо жизнь, по сути, и есть эти отношения. Поэтому нужно стремиться иметь хороших людей вокруг себя, и иметь хорошие отношения с ними.

Особое место занимают хорошие и полноценные отношения с родными и близкими людьми.

6. Смысл бытия, наконец, считают старики, что нужно было учиться – приобретать знания и навыки жизни.

Все они сожалеют о том, что в своё время плохо учились или не поступили учиться дальше после школы. И вообще, о том, что мало знают и разбираются в жизни.

Если интересно, можно почитать статью:

О чем жалеют старики?

А вы, как и в чём видите смысл бытия, и своей жизни, и людей вообще, как таковых?

Ещё статьи по этой теме

Семья без детей – есть ли смысл её заводить и иметь

Цели в жизни и смысл жизни есть у всех, но разные

Индивидуализм и социализация – проблема жизни личности

Способ жизни человека — обыватель, прожигатель, созидатель

Подчинение и унижение, как способ жизни. Психология раба

Почему жизнь такая — часто плохая? Отчаяния, надежды и цели в жизни

Как жить нормально? Разум и чувственность в жизни человека

Смысл жизни человека — зачем живёт человек, для чего мы живём?

Рожать или не рожать — жить или существовать? В чём смысл жизни?

В чём смысл жизни? Зачем человек живёт?

Смысл жизни человека. Хочешь изменить жизнь — измени свои отношения

Проблема жизни человека – удовлетворение потребностей

Есть ли судьба? Фатальность человека и его жизни

Зачем живём – человек рождается и живёт, в чём смысл?

Цели женщины – как женщине жить, чтобы потом не жалеть

Правда жизни и иллюзии, в чем она, и дана ли человеку

Причинно-следственные связи в жизни человека и его судьба

суть, основные аспекты и их смысл — Новости Оптом

Содержание статьи:

Бытие представляет собой наиболее фундаментальную основу философии. Под этим термином понимается реальность, которая существует объективно. Она не зависит от человеческого сознания, эмоций или воли. Бытие изучает такая наука, как онтология. Она позволяет осознать его предметно дифференцированное многообразие, создавая поверхностное восприятие мира. Философский смысл проблемы бытия, его смысл, аспекты и их смысл будут рассмотрены далее.

Термин «бытие»

Рассмотреть философский смысл проблемы бытия кратко крайне тяжело. Это фундаментальная категория представленной науки.

Вам будет интересно:Философские письма П. Я. Чаадаева: прижизненная публикация

Ее поверхностное изучение не позволит осознать всей картины представленного понятия. Существуют разные подходы к осознанию термина «бытие». Люди применяют его в своей речи, подразумевая одно из трех его основных значений:

Это объективно существующая (вне зависимости от нашего сознания) реальность.

Обобщенное высказывание, которое применяется для описания материальных условий жизни людей и социума в целом.

Это синоним слова «существование».

В философской антропологии смысл человеческого бытия понимается многозначно. Как и в других науках, это понятие представляет собой глубокую мировоззренческую проблему. Человек может уяснить для себя эту категорию с разных позиций. В зависимости от выбора мировоззренческой позиции и происходит определение бытия. Человек может выбрать для формирования своего понятия об этой категории науку, веру, мистику, религию, фантазию или практическую жизнь.

Философский смысл категории бытия рассматривается этой наукой как основная проблема общего или конкретного мировоззрения. Это основная составляющая метафилософии.

Вам будет интересно:Филипп Меланхтон: биография, история работы, труды

В широком смысле этот термин нужно рассматривать как все, что есть, что существует или есть в наличии. Это предельно широкая, бесконечная и многообразная категория. Противостоит бытию небытие. Это то, чего нет или не может существовать вообще.

Если рассматривать термин более конкретно, то он обозначает весь материальный мир. Это объективная реальность, которая существует независимо от сознания человека. Чтобы доказать подобное качество материального мира, происходит обоснование при помощи эмпирических, экспериментальных способов. Так, например, доказывать существование красоты, космоса, природы или иных категорий нет необходимости независимо от сознания человека. Но вот обосновать автономность существования физического человека (организма) от сознания гораздо сложнее.

Исторические изыскания сути бытия

Чтобы описать философский смысл проблемы бытия, кратко потребуется рассмотреть исторические изыскания в этой области познания. Впервые представленный термин был употреблен Парменидом (философ 5-4 вв. до н. э.). Во времена существования этого мыслителя вера людей в богов Олимпа стала заметно снижаться. Мифы стали рассматриваться как вымысел, что рушило основные мировые нормы. Мир, Вселенная стали восприниматься как нечто бесформенное и ненадежное, будто у людей из-под ног выбили опору. Человек стал испытывать страх, тревогу, что сделало их жизнь ужасной.

Вам будет интересно:Герменевтика Шлейермахера: основные тезисы, теория и дальнейшее развитие идеи

Люди на подсознании отчаялись, начали сомневаться во всем, не могли найти выход из тупика. Им требовалось найти прочную, надежную опору, вера в новую силу. В лице Парменида философия смогла осознать сложившуюся проблему. На место сомнений в силе богов пришло осознание власти ума, мысли. Но это были не просто размышления. Это «чистая», абсолютная мысль, которая не связывалась с чувственным опытом. Парменид оповестил человечество о новой силе, открытой им. Она удерживает мир, не позволяя ему погрузиться в хаос. Такой подход позволил упорядочить глобальные процессы в понимании людей.

Новый философский смысл бытия рассматривался Парменидом, как провидение, Божество, вечное. Он утверждал, что все процессы происходят не просто так, а «по необходимости». Ход вещей не может измениться по воле случая. Солнце внезапно не погаснет, а люди не исчезнут в один день. За предметно-чувственным миром философ усматривал нечто, что выполняло бы роль гаранта для всего сущего. Парменид называл это Божеством, что означало для людей новую опору и поддержку.

Термин «бытие» философ позаимствовал в греческом языке. Но значение этого слова получило новое наполнение. Быть – это существовать в реальности, иметься в наличии. Эта категория стала объективным ответом на потребности той эпохи. Парменид наделял бытие следующими характеристиками:

• Это то, что есть за чувственным миром, это мысль.
• Оно едино, абсолютно и неизменно.
• Отсутствует деление на объект и субъект.
• Есть всей возможной общностью совершенств, главными из которых есть Добро, Истина, Благо.

Бытие – истинное существование, у которого нет начала и конца. Оно неделимо, неуничтожимо, нескончаемо. Бытие не нуждается ни в чем, лишено чувств. Поэтому его можно постичь лишь умом, мыслью. Парменид, чтобы описать философский смысл категории бытия кратко, представлял для людей его в виде сферы, у которой нет границ в пространстве. Такое описание вытекало из представления, что шар – прекраснейшая, совершенная форма.

Под мыслью, которой и есть бытие, по мнению философа, он подразумевал Логос. Это космический Разум, через который человек раскрывает для себя Истину бытия. Она открывается для людей непосредственно.

Сущность бытия

Нужно понимать сущность представленного термина, рассматривая понятие бытия. Философский смысл проблемы бытия реализуется через взаимодействие вещей. Между ними возникают определенные отношения. Вещи оказывают друг на друга воздействие, меняя друг друга.

Существование мира можно раскрыть в понятиях «время», «материя», «движение» и «пространство». Со временем люди меняются в общении. Они оказывают взаимное влияние друг на друга. Спрос влияет на предложение, а производство – на потребление. Подобные взаимные процессы приводят к тому, что объекты перестают быть такими, какими они были раньше. Бытие определенной формы переходит в небытие. Именно взаимодействие лежит в основе этих двух понятий. Оно обуславливает конечность бытия, а также фрагментарность материальной реальности.

Если один предмет перешел в небытие, другой стал существовать в действительности. Это обязательное условие. Небытие и бытие обуславливают существование друг друга. Это две противоположности, которые в единстве обретают бесконечность.

Ограниченность, конечность являются только фрагментом бытия. Жизненные корни и философский смысл проблемы бытия нужно рассматривать с этой позиции. Если соединить все фрагменты бытия, обе стороны, получается неограниченность. Это количественная и качественная бесконечность.

Вам будет интересно:Существование — это… Значение, сущность и виды

Такая особенность присуща бытию в общем понимании, но не миру в целом или конкретного объекта. При этом бессмертие для конкретного объекта невозможно в принципе, так как он взаимодействует только с ограниченным кругом других объектов. Они выявляют только ограниченное количество свойств.

Поэтому фундаментом бытия является взаимодействие. Без него существование не смогло бы себя проявить. Быть может только то, что взаимодействует. Для человека это проявляется особенно. Для нас не может существовать то, что не определяется органами чувств, сознанием. Это совсем не означает, что то, что нами не познано, не существует. Оно может вступать во взаимодействие с чем-то другим. Оно есть, но для нас не существует.

Сущность бытия человека

Философский смысл понятия бытия нужно рассматривать также с позиции человеческого социума. Также имеет значение сущность этого понятия для конкретного индивидуума. Человек является существом телесным, материальным. Он рассматривается в философии как вещь. Он вступает во взаимодействие с другими предметами, меняя их. Это, например, может быть процесс питания. Мы едим, перерабатывая пищу.

Но в противоположность всем другим вещам человек обладает способностью отражать действительность в сознании. Поэтому наше воздействие на предмет целенаправленное. Оно обусловлено сознанием. Этот способ взаимодействия является специфическим. Такая способность человека в корне меняет отношение одного индивида к другим людям, а также к собственной личности.

Отношения, в которые вступает индивид, обусловлены трудом. В этом случае это социальное взаимодействие, которое включает в себя и духовную основу.

Рассматривая жизненный и философский смысл проблемы бытия, стоит отметить, что представленные понятия выступают не только как телесное или предметное явление. Это существование также духовное. Так человек относится к социальной и природной действительности.

Предметное понимание бытия позволяет увидеть самоценность индивидуума целостного. Это позволяет сконцентрировать внимание на сохранении природной среды для человека. В этом случае он рассматривается как предметно-телесное существо. В этом случае его нельзя свести к информационному комплексу или совокупности взаимодействий.

Человек понимается как особый телесно-духовный микрокосм. Он преследует интересы развития собственной духовной сферы при сохранении предметно-телесной природы. Он нуждается в поддержании естественной среды для собственного существования. Это является основным условием сохранения человеческого бытия как такового. Поэтому одним из «краеугольных камней» в теоретической основе гуманизма лежит абстрактно-философское понимание вещей, их взаимодействия и свойств.

Формы

Существует два подхода к определению философского смысла проблемы бытия. Основные формы бытия по роду существования делят на две группы:

• Материальное.
• Идеальное.

В первом случае под этой формой подразумевается, например, Солнечная система. Идеальное бытие – это идея ее возникновения.

По характеру представленная категория может быть:

• Существование объективное. Его характерным признаком является независимость от сознания человека.
• Бытие субъективное. Оно является неотъемлемой частью сознания человека.

Чтобы понимать, о чем идет речь, нужно рассмотреть философский смысл и основные формы бытия. Так, материальными его формами могут быть:

• Природно-органические субстанции, например, биологические виды.
• Природно-неорганические объекты. К этой категории относятся планеты, звезды, моря, горы и т. д.
• Социальные.
• Индивидуальные.
• Искусственные. Это механизмы, созданные человеком.

Идеальными видами существования являются:

• Идеальное объективно (мышление, закон).
• Идеальное субъективно (например, мечты).

Также стоит выделить следующие формы бытия:

• Существование человека.
• Бытие духовного. Это единство бессознательного и сознательного начала, знания, которое выражается через речь.
• Существование социального. Это единство разновидностей деятельности человека. Подвидом этой категории считается индивидуализированное и общественное существование.
• Бытие вещей, тел, процессов.

Есть разные виды бытия:

• Состояния природы (например, стихийное бедствие).
• Первичная природная среда, которая возникла раньше человека и его сознания. Она первична и объективна. Это подразумевает рождение человека и появление его духа после природы. Мы неразрывно связаны с окружающей средой.
• Процессы, вещи, которые были созданы людьми. Это вторичная природа.

Проблемы философского понимания существования

Рассматривая, в чем заключается философский смысл категории «бытие», стоит сказать, что у этого понятия есть несколько основных проблем:

• определение существования;
• обоснование его форм и видов;
• единство и единственность существования;
• соотношение между бессмертием бытия и уничтожимостью его отдельных элементов;
• сочетание единства этой категории с самостоятельностью и многообразием элементов его содержания;
• независимость реальности от человека, но при этом его объективная вовлеченность в общий процесс.

Одной из самых важных проблем философии остается сопоставление между реальным и потенциальным бытием.

Еще одной вечной проблемой философской науки в представленном направлении является соотношение идеального и материального. Она была обозначена главной в философии марксизма. При этом сопоставлялись бытие и мышление, дух и природа. Под существованием в этом учении подразумевался исключительно материальный мир.

Такие соотношения рассматривались в разрезе двух основных категорий. Первая из них определяет первичность идеального или материального. Вторая категория аргументирует возможности человечества познать сущность существования.

В зависимости от того, какое из начал будет приоритетным, философские мировоззрения делятся на идеалистические и материалистические школы. Второе из направлений этого учения последовательно отстаивал Демокрит. Он сделал предположение, что основой всего бытия является неделимая частица – атом. Эта частица не развивается и является непроницаемой. Этот философ считал, что из разной комбинации атомов состоит все. Демокрит придерживался мнения, что душа и сознание являются вторичными по отношению к материальному. Этого утверждения придерживаются многие ученые, рассматривая философский смысл проблемы бытия. Категория бытия определяется как определенное сочетание материального и нематериального начала. Но эту комбинацию, последовательность все философы видят неодинаково.

Материя

Рассматривая категорию бытия, ее философский смысл и специфику, стоит обратить внимание на ее соотношение с материей и сознанием. Такое взаимодействие выступает конкретизацией существования. Его основными видами являются сознание и материя. Человек является в первую очередь материально-физической сущностью, которая устанавливает разные связи с окружающим миром.

Вам будет интересно:Трансцендентальное единство апперцепции: понятие, сущность и примеры

Сферой и условием для жизни является материальный мир. Поэтому знания о таком окружении нужны каждому человеку. Свою жизнь люди строят сознательно, так как они ставят перед собой цели и задачи, осмысляют себя и других. Мы стремимся достичь идеалов, выбирая для этого целесообразные средства. На основе сознания мы творчески решаем возникающие проблемы.

Понимание материи объясняется научными методами. Для этого развиваются определенные науки, объясняются события действительности. В первую очередь концепции и развитию материального окружения посвящены изыскания в области естествознания. Практически во всех философских воззрениях древности присутствуют воззрения о материальном мире.

Разные понятия применяются для описания материального мира в процессе изучения философского смысла категории бытия . Это также может быть «природа», «материя», «космос» и т. д.

До середины 19 века преобладали механические концепции, описывающие материю. Ее неотъемлемыми атрибутами неизменно считались механическое движение, неделимость атома, инертность, независимость от свойств пространства и т. д. Только вещество считалось составляющей реальности материальной.

Так, например, Д. И. Менделеев считал, что материей является вещество, которое наполняет пространство и имеет вес, массу. Со временем в понимание материи были включены в определение также физические поля и их переменные элементы. Других ее видов пока найти не удалось.

Под материей нужно понимать совокупность вещей, физических полей, иных образований, которые имеют субстрат, из которого они состоят.

Сознание

Рассматривая, в чем заключается философский смысл бытия, стоит отметить, что одной из его категорий является сознание. Проблема его понимания является наиболее трудной не только в философии, но и иных науках. Многое о природе этой категории уже известно современной науке.

Знания не только о сознании, но и о мировоззрении, духовности помогают находить новые пути для самосовершенствования. Это одна из фундаментальных категорий философии. Наравне с «материей» «сознание» выступает предельной основой бытия. Более широких понятий, которые его характеризуют, нельзя найти.

Существует ли сознание вне человека, ответить можно только с некоторыми допущениями. Существование материального мира не вызывает сомнений. Мир и человек с его сознанием являются самодостаточными понятиями. Они являются основой материализма. Идеализм же трансцендентное существование с той целью, чтобы показать возникновение из бытия чувственного мира.

Категория бытия, ее философский смысл и специфика строятся на широких понятиях сознания и материи. Первая форма представляет собой психическое отражение окружающей действительности. Через сознание человек постигает себя. Это мотивирует людей к определенной деятельности, поведению. Сознание – это идеальное свойство мозга человека. Эту категорию нельзя осязать или взвесить, измерить. Любые подобные операции можно выполнить только по отношению к материальному миру.

Мозг человека является носителем сознания, так как он представляет собой высокоорганизованное образование, которое обладает многими свойствами. С его помощью происходит самоконтроль, осуществляется практическая деятельность, управление.

Основной трудностью при изучении сознания является косвенность исследований. Это можно сделать только через его проявления в процессах мышления, поведении и общении, прочей деятельности. Изучать идеальную категорию крайне сложно. Но точно известно, что именно при помощи сознания человек получил способность воспринимать, понимать информацию, использовать ее в своей деятельности.

Смысл бытия человека

Рассматривая философский смысл проблем бытия, можно отметить, что это вопрос «почему есть существование?». Но одним из интересных направлений является изучение вопроса «для чего оно существует?». Зачем появились такие категории, как материя и сознание, зачем есть бытие. На эти вопросы человечество стремится дать ответы уже множество столетий.

Чтобы осознать философский смысл бытия, нужно начинать с определения человека. Его дал Э. Кассирер. По его мнению, человек является в первую очередь животным символическим. Он живет в созданной им самим новой реальности. Это символический универсум, который складывается из несчетного количества многочисленных связей. На каждую такую нить опирается составляющий ее символ. Такие обозначения многозначны. Символы бездонны, бесконечны. Они представляют собой не столько концентрат знания, сколько обозначают конкретное направление. Это определенный план, программа жизни.

В поисках ответа при рассмотрении философского смысла проблем бытия, стоит отметить, что вопрос о цели существования человека возникает из сомнений о возможности такого смысла. Нам недоступна информация о собственном назначении. Сомнения же предполагают, что действительность, может быть, непоследовательна и разорвана, она абсурдна.

Существует три подхода к решению проблемы смысла бытия, которое может определяться:

За пределами бытия.

Присущ жизни в ее самых глубинных проявлениях.

Созидается самим человеком.

Общее в подходах о смысле жизни

Философский смысл проблем бытия рассматривается с позиции представленных трех подходов. У них есть нечто общее. Это сложный состав, оценить который однозначно не представляется возможным.

С одной стороны, можно отметить, что найти ответ на вопрос о смысле бытия, обозначив тем самым конечный желаемый результат, для всех людей нельзя. Он не может быть един для всех. Смысл бытия, построенный по единому образцу, поработил бы человека. Общая идея не может быть применена для всех, так как она исходит извне.

Всем подходам, которые применяются к поиску смысла жизни, присущи солидарность и заинтересованность в проработке в человеке человеческого. Так, австрийский психолог А. Адлер утверждает, что сущность, цель бытия не может быть определена для отдельного индивидуума. Смысл жизни может определяться только во взаимодействии с окружающим миром. Это определенный вклад в общее дело.

Источник

Смысл бытия Википедия

Смысл жи́зни, смысл бытия́ — философская и духовная проблема, имеющая отношение к определению конечной цели существования, предназначения человечества, человека как биологического вида, а также человека как индивидуума, одно из основных мировоззренческих понятий, имеющее огромное значение для становления духовно-нравственного облика личности.

Вопрос о смысле жизни также может пониматься как субъективная оценка прожитой жизни и соответствия достигнутых результатов первоначальным намерениям, как понимание человеком содержания и направленности своей жизни, своего места в мире, как проблема воздействия человека на окружающую действительность и постановки человеком целей, выходящих за рамки его жизни. В этом случае подразумевается необходимость найти ответ на вопросы:

• «Что является целью жизни?» (либо наиболее общей целью жизни человека как такового)
• «Зачем (для чего, ради кого) жить?».
• «В чём состоят жизненные ценности?»

Вопрос о смысле жизни — одна из традиционных проблем философии, теологии и художественной литературы, где она рассматривается преимущественно с точки зрения определения, в чём состоит наиболее достойный для человека смысл жизни.

Представления о смысле жизни складываются в процессе деятельности людей и зависят от их социального положения, содержания решаемых проблем, образа жизни, миропонимания, конкретной исторической ситуации. В благоприятных условиях человек может видеть смысл своей жизни в достижении счастья и благополучия; во враждебной среде существования жизнь может утратить для него свою ценность и смысл.

Вопросы о смысле жизни люди задавали и продолжают задавать, выдвигая соперничающие между собой гипотезы, философские, теологические и религиозные объяснения. Наука в состоянии ответить с определённой долей вероятности на конкретные вопросы типа «Как именно …?», «При каких условиях …?», «Что будет, если …?», в то время как вопросы типа «В чём (что является) цель (смысл) жизни?» остаются в рамках философии и теологии. Психологические причины возникновения подобных вопросов исследуются в психологии.

Философское видение проблемы[ | ]

5. Самоочевидность истинного бытия, Смысл жизни

Раз поставив этот вопрос, мы тотчас же должны ответить на него отрицательно. Дело в том, что мы просто не можем удовлетвориться утверждением всеобщей бессмысленности жизни, не можем – независимо от всего прочего – уже потому, что оно заключает в себе внутреннее логическое противоречие. А именно, оно противоречит тому простому, очевидному и именно по своей очевидности обычно не замечаемому факту, что мы понимаем и разумно утверждаем эту бессмысленность. Раз мы понимаем и разумно утверждаем ее, значит, не все на свете и не всецело бессмысленно; есть, по крайней мере, осмысленное познание – хотя бы познание одной лишь бессмысленности мирового бытия. Раз мы ясно видим нашу слепоту, значит, мы все же не совсем слепы, но в то же время и зрячи. Существо, абсолютно и всецело лишенное смысла, не могло бы сознавать свою бессмысленность. Если бы мир и жизнь были сплошным хаосом слепых, бессмысленных сил, то в них не нашлось бы существа, которое это сознавало и высказывало бы. Как утверждение «истины не существует» бессмысленно, ибо противоречиво, так как утверждающий его считает свое утверждение истиной и тем самым сразу и признает, и отрицает наличие истины, так и утверждение совершенной и всеобщей бессмысленности жизни само бессмысленно, ибо, будучи само актом разумного познания, оно в своем собственном лице являет факт, опровергающий его содержание.

Нам, конечно, ответят: это традиционное возражение есть пустой и жалкий софизм, основанный на игре слов. Утверждая бессмысленность жизни, мы, как это вы сами выяснили выше, разумеем отсутствие в ней абсолютного блага и возможность заполнения им нашей жизни, мы отрицаем существование Бога и божественность человека. Что это «отсутствие» может быть усмотрено и понято нами, – это ничего не меняет в его содержании; что утверждение бессмысленности жизни само есть разумное и в этом смысле «осмысленное» познание, ничуть не колеблет содержания утверждения, ибо «смысл» значит здесь просто теоретическую обоснованность или очевидность, а совсем не тот практический, жизненный смысл, которого мы ищем. Напротив, наличность сознания бессмысленности жизни усугубляет, а не умаляет ее; само это сознание, по своему бессилию и по своей бесцельности, есть свидетельство сугубой бессмысленности жизни; для чего нужно было, в этом слепом хаосе, присутствие человеческой мысли, если она ничему не может помочь, не может спасти нас от бессмысленности жизни и лишь обрекает нас на бессильные страдания от нее? Не есть ли это, напротив, особое и особенное бессмысленное издевательство мировой судьбы над человеком – даровать ему духовный взор, чтобы он видел свое бессилие перед слепыми силами и безысходно мучился им?

В этом возражении есть доля истины. Она состоит в том, что разум, в смысле простой способности теоретического знания, конечно, не может нас спасти и заменить нам искомый целостный смысл жизни. Но не будем торопиться, не будем быстро проходить мимо самого этого факта наличия в нас разума и ограничиваться поверхностной его оценкой. Как бы недостаточен он ни был сам по себе, он есть просвет, в который мы должны внимательно всмотреться.

Итак, мир так устроен, что, будучи слепым и бессмысленным в своем течении, в своих действенных силах, он, в лице человеческого разума вместе с тем пронизан лучом света, озарен знанием самого себя. Этот свет знания – как бы недостаточен он ни был для того, чтобы преобразить мир и разогнать его тьму, ибо он может лишь видеть саму эту тьму, а не победить ее – есть все же нечто абсолютно инородное этой тьме и вообще всем силам и реальностям эмпирического мира. Знание не есть ни физическое столкновение реальностей, ни какое-либо их взаимодействие, это есть совершенно своеобразное, в терминах эмпирической реальности не описуемое начало, в силу которого бытие раскрывается или озаряется, сознает и познает себя. Это есть все же, несмотря на все зло реального бессилия, в своей самобытности и несравнимости великий и чудесный факт. Вглядываясь в него, Паскаль назвал человека «мыслящим тростником» и говорил: «если вся вселенная обрушится на меня и задавит меня, то в это мгновение моей гибели я буду все же возвышаться над ней, ибо она не будет знать, что она совершает, а я буду это знать». Человек, ничтожный тростник, колебаемый любым порывом ветра, слабый росток, гибнущий от самого легкого воздействия на него враждебных мировых сил, – своим разумным сознанием возвышается над всем миром, ибо обозревает его; рожденный на краткий миг, бессильно уносимый быстротекущим потоком времени и обрекаемый им на неминуемую смерть, он в своем сознании и познании обладает вечностью, ибо его взор может витать над бесконечным прошлым и будущим, может познавать вечные истины и вечную основу жизни. Скажут: слабое утешение – в момент своей гибели сознавать ее. Да, слабое – и все же утешение или возможное начало утешения. Ибо, по крайней мере в лице нашего знания, мы уже явно не принадлежим к этому миру и не подчинены его бессмысленным силам; мы имеем соприкосновение с чем-то иным, маленькую точку опоры, которая все же есть некоторая подлинная, неподвижная и неколебимая опора. В лице нашего знания, которое явно сверхпространственно и сверхвременно (ибо способно обозревать и познавать и бесконечное пространство, и бесконечное время), мы имеем наличие в нас начала иного, вечного бытия, действие в нас (хотя и замутненное нашей чувственной ограниченностью и слабостью) некой сверхмирной, божественной силы. В нем открывается для нас совершенно особое, сверхэмпирическое и в то же время абсолютно очевидное бытие – ближайшим образом, внутреннее бытие нас самих. Это самоочевидное внутреннее бытие во всем его отличии от всего внешнего, эмпирически извне нам данного, впервые опознал и описал блаженный Августин. В отношении этого бытия – говорит он – «нас не смущает никакая возможность смешения истины с ложью. Ибо мы не прикасаемся к нему, как к тому, что лежит вне нас, каким-либо внешним чувством… Но, вне всякого воображения какого-либо образа и представления, мне абсолютно очевидно, что я есм… Ведь если я заблуждаюсь, то я есм; ибо кто не существует, тот не может заблуждаться… Но если мое бытие следует из того, что я заблуждаюсь, как могу я заблуждаться в том, что я есм, раз для меня достоверно мое бытие из самого факта, что я заблуждаюсь? Следовательно, так как я, в качестве заблуждающегося, был бы, даже если бы заблуждался, то вне всякого сомнения я не заблуждаюсь в том, что ведаю себя существующим» (De C.D, XI, 26). И вместе с этим столь своеобразным и сверхэмпирическим внутренним бытием нас самих нам непосредственно открывается и нечто еще гораздо более значительное – самоочевидное и в себе утвержденное бытие самой Истины, хотя здесь лишь в односторонней форме света теоретического знания. Ведь в акте нашего познания не мы сами что-то делаем, и не из нас самих, как ограниченных и отдельных существ, оно рождается: мы только узнаем истину, нас озаряет свет знания, очевидность того, что истинно есть, – независимо от того, познаем мы его или нет, раскрывается ли оно нашему сознанию или нет. Поэтому не наше собственное бытие, при всей его самоочевидности, есть первая и самодовлеющая очевидность; оно само не раскрывалось бы нам, мы не имели бы знания о нем, если бы в самом бытии как таковом не было начала Знания, первичного света Истины, которое во всяком человеческом знании только озаряет собою человеческую душу. Этот свет Истины, единый для всех – ибо истина одна для всех, – вечный, – ибо истина сама не меняется с сегодняшнего дня на завтрашний, а имеет силу раз и навсегда, и всеобъемлющий – ибо нет ничего, что принципиально было бы недоступно озарению знанием, как бы слабо и ограниченно ни было человеческое знание каждого из нас, – этот свет Истины явно не есть ни что-либо только человеческое, ни даже что-либо только от мира, ни что-либо частное и обусловленное вообще; не исчерпывая собою неизъяснимой полноты и жизненности Божества, он есть Его отблеск и обнаружение в нашем собственном сознании и бытии. И потому вместе с нашим собственным бытием и его самосознанием нам открывается, как его условие, самоочевидное и в себе утвержденное бытие самой Истины и наша утвержденность в ней. Это также отчетливо постигнул и выразил блаженный Августин: «Всякий постигающий, что он сомневается, сознает нечто истинное и уверен в том, что он постигает, т.е. уверен в чем-то истинном; итак, всякий сомневающийся, есть ли истина, имеет в себе нечто истинное, в чем он не сомневается, а нечто истинное не может быть таковым иначе, чем в силу Истины» (De vera геligione, с.39). «И я сказал себе: разве Истина есть ничто только потому, что она не разлита ни в конечном, ни в бесконечном пространстве? И Ты воззвал ко мне издалека: «да, она есть. Я есм сущий». И я услышал, как слышат в сердце, и всякое сомнение совершенно покинуло меня. Скорее я усомнился бы в том, что я живу, чем что есть Истина» (Confess., VII, 10).

Так, простой и неприметный факт нашего знания – хотя бы лишь знание о бессмысленности и тьме нашей жизни – удостоверяет нас не только в нашем собственном, внутреннем сверхэмпирическом бытии, но и в бытии божественного, вечного и всеобъемлющего, сверхмирного начала Истины, хотя бы лишь как света чистого знания. Отдавая себе отчет в факте знания и в его природе, мы впервые открываем, наряду с эмпирическим предметным миром, наличие иного, абсолютного бытия – хотя лишь в первых его, неясных и самых общих очертаниях – и нашу непосредственную, исконную принадлежность к нему. А этим открываются новые перспективы в вопросе о смысле жизни. Как бы тягостна нам ни была бессмысленность всей эмпирической жизни, как бы ни затрудняла она нас в поисках смысла жизни, мы впервые теперь начинаем понимать, что мы искали этот смысл не там, где есть вообще надежда его найти, и что этой темной и хаотической областью совсем не исчерпывается бытие: мы оставили еще необследованным тот первичный, более глубокий его слой, который дан нам в лице нашего собственного, непосредственно в нас обнаруживающегося внутреннего бытия и в лице тех последних, абсолютных глубин, к которым мы прикасаемся извнутри. Наши горизонты расширились, целый новый – и неизмеримо более глубокий, значительный и прочный мир – мир истинного, духовного бытия – впервые обрисовывается, хотя лишь смутно и частично. Что эмпирическая жизнь как таковая – будь то наша личная жизнь, будь то жизнь мировая – бессмысленна, – не удовлетворяет условиям, при которых осуществим смысл жизни – это принадлежит к самому ее существу, это вытекает уже из того, что она подчинена потоку времени, что она, говоря словами Платона, «только возникает и гибнет, а совсем не есть»⁸, – и это знала истинная мудрость всех времен и народов. Но ею совсем не исчерпывается истинное бытие, и к нему-то мы должны теперь обратить наш духовный взор.

Не один только факт осмысленного знания наводит нас на него. Ведь мы не только бесстрастно-объективно знаем факт бессмысленности жизни – мы томимся этим знанием, неудовлетворены им и ищем смысла жизни. Пусть эти поиски остаются тщетными; но в лице их самих мы имеем тоже многозначительный факт, принадлежащий также к реальности нашего внутреннего существа. Оглянемся на самих себя и спросим: откуда это наше томление, откуда наша неудовлетворенность и влечение к чему-то принципиально иному, к чему-то, что, как мы видели, так резко и решительно противоречит всем эмпирическим данностям жизни? Если мы раньше указали на то, что существо, всецело погруженное в мировую бессмысленность и охваченное ею, не могло бы ее знать, то мы вправе теперь прибавить: оно не могло бы и страдать от нее, возмущаться ею и искать смысла жизни. Если бы люди действительно были только слепыми животными, существами, которые движимы только стихийными страстями самосохранения и сохранения рода, они, подобно всем другим животным, не томились бы бессмысленностью жизни и не искали бы смысла жизни. Лежащее в основе этого томления и искания влечение к абсолютному благу, вечной жизни и полноте удовлетворенности, жажда найти Бога, приобщиться к Нему и в Нем найти покой – есть тоже великий факт реальности человеческого бытия; и при более внимательном и чутком рассмотрении человеческой жизни легко обнаруживается, что вся она, при всей слепоте, порочности и тьме ее эмпирических сил, есть смутное и искаженное обнаружение этого основного факта. Когда мы ищем богатства, наслаждения, почета, когда мы трусливо в отношении себя самих и холодно-жестоко в отношении наших близких боремся за наше собственное существование, тем более когда мы ищем забвения и утешения в любви или практической деятельности, – мы всюду в сущности стремимся к одному: «спасти» самих себя, найти подлинную почву для нашего бытия, подлинно насыщающее питание для нашего духа; слепо и извращенно, но мы всегда стремимся к абсолютному благу и истинной жизни. Откуда все это? И отчего душа не может удовлетвориться рамками и возможностями эмпирической жизни и, хоть тайно и полусознательно, ищет невозможного? Откуда этот разлад между человеческой душой и всем миром, в состав которого ведь входит и она сама?

Откуда, как разлад возник?

И отчего же в общем хоре

Душа не то поет, что море,

И ропщет мыслящий тростник?⁹

Правда, сторонники натуралистического и позитивистического мировоззрения возразят нам: как бы трудно ни было ответить на вопрос: «откуда?», он, во всяком случае, не может вывести нас за пределы этого мира и навести на путь, приводящий к открытию смысла жизни. Ведь при слепоте сил, действующих в мире, нет ничего удивительного в том, что не все в нем устроено гармонично и что, в частности, мы, люди, одарены печальным свойством стремиться к невозможному и бесплодно томиться. Как слепо бабочка летит на огонь и в нем гибнет, так же слепо мы проходим без удовлетворения мимо реальных, эмпирически данных нам жизненных возможностей и губим себя, часто даже кончаем самоубийством, в поисках того, чего не бывает на свете, в бессмысленном и беспредметном томлении. Это томление, заложенное от рождения в нашей груди, есть, следовательно, само лишнее, добавочное свидетельство бессмысленности, слепой стихийности жизни.

И все-таки, как только мы действительно пристально вглянемся в этот факт нашей внутренней жизни и ощутим его во всей его безмерной значительности, в нас невольно нарастает совсем иное умонастроение: не он, а именно весь мир, ему несоответствующий, кажется нам тогда странным недоразумением; не мы должны исправить и ради трезвого приспособления к эмпирическим возможностям забыть об этой первооснове нашего существа, а весь мир должен был бы быть иным, чтобы дать простор и удовлетворение этому нашему неизбывному стремлению, этому глубочайшему существу нашего «Я». И нам, по крайней мере, смутно мерещится, что этот с точки зрения предметного эмпирического мира столь ничтожный и мелкий факт, как неспособность двуногого животного, именуемого человеком, спокойно устроится на земле, и его муки от непонятной внутренней неудовлетворенности, есть – для взора, обращенного внутрь и вглубь – свидетельство нашей принадлежности к совсем иному, более глубокому, полному и разумному бытию. Пусть мы бессильные пленники этого мира и наш бунт – бессмысленная по своему бессилию затея; но все же мы – только его пленники, а не граждане, у нас есть смутное воспоминание об иной, подлинной нашей родине, и мы не завидуем тем, кто мог совсем о ней забыть, а испытываем к ним лишь презрение или сострадание, несмотря на все их жизненные успехи и все наши страдания. И если эта наша истинная духовная родина, эта исконная почва для нашего духовного питания, для возможности истинной жизни есть именно то, что люди называют Богом, то мы понимаем глубокий смысл этих слов: «Ты создал нас для Себя, и неспокойно сердце наше, пока оно не найдет Тебя» (бл. Августин).

Есть одно соображение, которое помогает нам оправдать это смутное сознание и отвергнуть самодовольно-жалкое объяснение натурализма. Пусть остается неизвестным и под сомнением, откуда взялась в нас эта тоска по истинной жизни и абсолютному благу и о чем она сама свидетельствует. Но всмотримся в само содержание того, к чему мы стремимся, и поставим о нем вопрос: откуда оно и что оно означает? Тогда мы сразу, при внимательном отношении к делу, постигнем, что здесь кончаются все возможности натуралистического объяснения. Ведь именно потому, что, как уже признано, в эмпирическом мире нет ничего, что соответствовало бы предмету наших стремлений, становится необъяснимым, как он мог овладеть нашим сознанием и что он вообще означает. Мы ищем абсолютного блага; но в мире все блага относительны, все суть лишь средства к чему-то иному, в конце концов средства к сохранению нашей жизни, которая совсем не есть бесспорное и абсолютное благо; откуда же в нас это понятие абсолютного блага? Мы ищем вечной жизни, ибо все временное бессмысленно; но в мире все, в том числе мы сами, временно; откуда же в нас само понятие вечного? Мы ищем покоя и самоутвержденности жизненной полноты – но в мире и в нашей жизни мы ведаем только волнение, переход от одного к другому, частичное удовлетворение, сопутствуемое нуждой или же скукой пресыщения. Откуда же родилось в нас это понятие блаженного покоя удовлетворенности?

Скажут: мало ли откуда берутся в больном человеческом мозгу безумные мечты! Но те, кто так легко отвечает на этот вопрос, не отдают себе отчет в его трудности. Мы спрашиваем здесь не о происхождении факта наших мечтаний, а о содержании его предмета. Все другие, даже самые безумные и неосуществимые человеческие мечты имеют своим предметом эмпирическое содержание жизни, известное из опыта: мечтаем ли мы – без всяких к тому оснований – о неожиданном получении миллионного наследства, или о мировой славе, или о любви первой красавицы в мире – мы всегда в наших мечтах оперируем с тем, что в мире, вообще говоря, бывает, хотя бы и редко, и знакомо нам, хотя бы понаслышке, из познания этого мира; или, на худой конец, наша мечта просто количественно преувеличивает реальности, данные в опыте. Здесь же мы стремимся к чему-то, чего мы никогда, даже в количественно малом масштабе, не встречали и не видали в мире, чего мы никогда и не могли видеть и знать, потому что оно по самому своему понятию, по самому качественному своему содержанию невозможно в мире. Предмет нашей мечты, следовательно, имеет сверхмирное, сверхэмпирическое содержание; он есть что-то иное, чем весь мир; и вместе с тем – он нам дан. Это есть факт, над которым нельзя не призадуматься; и он открывает нам широкие, еще не изведанные горизонты. Не дано ли нам, на самом деле, именно то, чего мы ищем, не являемся ли мы уже обладателями искомого«.

Я предвижу, что читатель в негодовании или смущении снова возразит: но ведь это – жалкий софизм! Предмет наших мечтаний дан, но ведь именно только как предмет наших мечтаний’, он нам дан как воображаемое нами благо, а вовсе не в реальности; он дан так, как «дан» мысли предмет, которого ищешь, как «дано» потерянное, где-то зарытое сокровище, а не так, как дано благо, которым обладаешь и можешь наслаждаться. Должны ли мы удовлетвориться «воображаемым» Богом, воображаемой «истинной жизнью»?

Это возражение психологически вполне естественно; оно имеет и более глубокий объективный смысл, к уяснению которого мы вернемся ниже. Но в целом, в том непосредственном значении, в котором оно высказывается, оно основано на невнимательном отношении к духовной проблеме и на ложной плененности односторонним, чисто чувственно-эмпирическим понятием реальности.

В Евангелии сказано: «ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам». Подлинное усвоение глубокой, божественной правды этих слов основано не на какой-либо «слепой», безотчетной вере в авторитет; оно дается той вере, которая есть просто устремленность взора на духовное бытие и усмотрение eго природы. Кто обратил свой взор на духовное бытие, тот знает, что смысл и правда этих слов – в том, что в духовном бытии всякое искание уже есть частичное обладание, всякий толчок в закрытую дверь есть тем самым ее раскрывание.

В эмпирическом мире «воображаемое» и только «искомое» существенно отличается от «реального» и «наличного»; ибо здесь под «реальностью» мы разумеем присутствие предмета для нашего чувственного взора, его наличие в чувственной близи от нас, его доступность нашей действенной воле. В этом смысле есть, – как указывал Кант в критике т. наз. «онтологического» доказательства бытия Бога, – колоссальное, совершенно непреодолимое практическое различие между «ста талерами в кармане» и «ста талерами воображаемыми», при полном тождестве мыслимого предмета; первые нас насыщают, практически нам полезны, вторые – только манят обманчивую мечту и «на самом деле» – т.е. для нашего кармана, для насыщения голодного желудка – отсутствуют, не существуют. Здесь «существовать» значит быть где-то, когда-то, у кого-то, быть видимым, осязаемым, находиться в чувственной наличности, в кругозоре познающего. И предмет может мыслится и быть объектом мечты и воображения, не существуя здесь, теперь, не будучи налицо. Но в духовном мире и в отношении предметов духовного порядка – возможно ли, удовлетворительно ли такое понятие существования и ему соотносительное простой «воображаемости»?

Очевидно, здесь «существовать» не может значить: находиться вот здесь, передо мною, в чувственной близи от меня, быть видимым, слышимым, осязаемым – ибо предметы духовного порядка, будь то блаженство, или вечность, или разум – так вообще «существовать» не могут. «Существовать» здесь значит просто: быть самоочевидным, воочию стоять перед духовным взором, перед умозрением. Но тогда, значит, раз мы ищем их и в этом искании «мыслим» или «воображаем», т.е. имеем мысленно перед собой – и раз мы уже убедились, что они – не плод нашей субъективной фантазии, сочетающей или преувеличивающей материал чувственного мира, а некие первичные содержания – они тем самым и существуют для нас, хотя бы и в самой смутной форме. Спрашивать: существуют ли они «на самом деле» – здесь так же бессмысленно, как бессмысленно ставить вопрос: существует ли на самом деле число или математическое понятие, которое я мыслю. Можно разумно спрашивать, возможно ли мне овладеть этим предметом, приобщиться к нему, слиться с ним? Но нельзя спрашивать: существует ли оно само? Кто раз остро и напряженно вдумался в то, что такое есть истинное добро, блаженство или вечность, которых он ищет, тот тем самым знает, что нечто такое и есть. Пусть оно противоречит всем возможностям эмпирического мира и мы никогда не встречали его в нашем чувственном опыте, пусть оно, с точки зрения обычного людского опыта и всех наших ходячих понятий и преобладающих интересов, парадоксально, невероятно – но если только наше сердце влечет нас к нему и потому наш взор на него направлен, мы его видим и потому оно есть. Я могу думать, что оно неосуществимо в эмпирическом мире, что оно бессильно перед слепыми силами жизни, которые загнали его в какие-то далекие глубины за пределами мира, в которых оно доступно только моей ищущей душе, – но там, бессильное и далекое от всего мира, оно все-таки есть, и ничто не мешает мне его любить и к нему влечься. Впрочем, я невольно подмечаю, хоть изредка, его присутствие или хотя бы слабое его проявление или отблеск и в жизни: искренний привет, душевная ласка другого человека, его добрый взор, на меня устремленный, говорят мне, что добро как-то отдаленно живет и сквозит и в нем; всякий акт самоотвержения свидетельствует мне, что в жизни действуют не одни животные страсти и холодный расчет корысти; и изредка в совершенно исключительные минуты моей жизни я способен не только мечтать о вечности, но на краткое мгновение и испытывать их, ощущать их осуществленными. То, чего я ищу, не только есть, но лучи его доходят до мира и воздействуют на мир.

И если я обращаюсь теперь к своему собственному исканию смысла жизни, то я ясно вижу, что оно – несмотря на его кажущуюся неосуществимость – само есть проявление во мне реальности того, что я ищу. Искание Бога есть уже действие Бога в человеческой душе. Не только Бог есть вообще – иначе мы не могли бы Его помыслить и искать, так непохоже то, чего мы здесь ищем, на все, знакомое нам из чувственного опыта, – но Он есть именно с нами или в нас. Он в нас действует, и именно Его действие обнаруживается в этом странном, столь нецелесообразном и непонятном с мирской точки зрения, нашем беспокойствии, нашей неудовлетворенности, нашем искании того, что в мире не бывает. «Ты создал нас для Себя, и неспокойно сердце наше, пока не найдет Тебя».

Добро, вечность, полнота блаженной удовлетворенности, как и свет истины, – все то, что нам нужно для того, чтобы наша жизнь обрела «смысл», есть не пустая мечта, не человеческая выдумка – все это есть на самом деле – свидетельство тому мы сами, наша мысль об этом, наши собственные искания его. Мы похожи на тех близоруких и рассеянных людей, которые ищут потерянные очки и не могут их найти: потому что очки сидят на их носу и ищущие в своих поисках глядят через них. «Не иди во вне, – говорил тот же бл. Августин, – иди во внутрь самого себя; и когда ты внутри обретешь себя ограниченным, перешагни через самого себя!» Стоит только отучиться от привычки считать единственной реальностью то, что окружает нас извне, что мы видим и осязаем, – и что нас толкает, мучает и кружит в неясном вихре, – и обратить внимание на великую реальность нашего собственного бытия, нашего внутреннего мира, чтобы удостовериться, что в мире все же не все бессмысленно и слепо, что в нем – в лице нашего собственного томления и искания, и в лице того света, который мы ищем и, значит, смутно видим, – действуют силы и начала иного порядка – именно те, которых мы ищем. Конечно, есть много как будто покинутых Богом людей, которые во всю свою жизнь так и не могут об этом догадаться – как не может младенец обратить умственный взор на самого себя и, плача и радуясь, знать, что с ним происходит, видеть свою собственную реальность. Но человеческая слепота и недогадливость, замкнутость человеческого взора шорами, которые позволяют ему глядеть только вперед и не дают оглянуться, не есть же опровержение реальности того, чего не видит этот взор. Эта реальность с нами и в нас, каждый вздох нашей тоски, каждый порыв нашего глубочайшего существа есть ее действие и, значит, свидетельство о ней, и надо только научиться, как говорил Платон, «повернуть глаза души»¹⁰, чтобы увидеть то, чем мы «живем, движемся и есмы».

И теперь мы можем объединить два найденных нами условия смысла жизни. Мы видели, через анализ самого нашего понимания «бессмысленности» жизни, что в нем самом обнаруживается действие сущей Истины как света знания. И мы видели дальше, что в самом нашем искании, в самой неудовлетворенности бессмысленностью жизни обнаруживается присутствие и действие начал, противоположных этой бессмысленности. Оба эти момента не столь разнородны и несвязны между собой, как это казалось с самого начала. Ибо в самом знании бессмысленности жизни, в самом холодном теоретическом ее констатировании, конечно, содержится бессознательно момент искания смысла, момент неудовлетворенности – иначе мы не могли бы образовать и теоретического суждения, предполагающего оценку жизни с точки зрения искомого ее идеала. И, с другой стороны, мы не могли бы ничего искать, ничем сознательно томиться, если бы мы вообще не были сознательными существами, если бы мы не могли знать и нашей нужды, и того, что нам нужно для ее утоления. Как бы часто холодное суждение мысли ни расходилось на поверхности нашего сознания с несказуемым, нам самим непонятным порывом нашего существа, – в последней глубине они слиты между собой в неразрывном единстве. Мы хотим знать, чтобы жить; а жить – значит, с другой стороны, жить не в слепоте и тьме, а в свете знания. Мы ищем живого знания и знающей, озаренной знанием жизни. Свет не только освещает, но и согревает; а сила горения сама собой накаляет нас до яркого света. Истинная жизнь, которой мы ищем и смутное биение которой в нас мы ощущаем в самом этом искании, есть единство жизни и истины, жизнь, не только озаренная светом, но слитая с ним, «светлая жизнь». И в последней глубине нашего существа мы чувствуем, что свет знания и искомое нами высшее благо жизни суть две стороны одного и того же начала. Сверхэмпирическое, абсолютное в нас мы сразу сознаем и как свет знания, и как вечное благо – как то неизъяснимое высшее начало, которое русский язык обозначает непереводимым и неисчерпаемым до конца словом «правда».

И именно это абсолютное, этот живой разум или разумная жизнь, эта сущая, озаряющая и согревающая нас правда самоочевидно есть. Она есть истинное бытие, непосредственно нам данное или, вернее, в нас раскрывающееся; она достовернее всего остального на свете, ибо о всем, что нам извне дано, можно спрашивать: есть ли оно или нет, об истинном же бытии нельзя даже спрашивать, есть ли оно, ибо сам вопрос есть уже обнаружение его, и утвердительный ответ здесь предшествует самому вопросу как условие его возможности. Где-то в глубине нашего собственного существа, далеко от всего, что возможно в мире и чем мир живет, и вместе с тем ближе всего остального, в нас самих или на том пороге, который соединяет последние глубины нашего я с еще большими, последними глубинами бытия, есть Правда, есть истинное, абсолютное бытие; и оно бьется в нас и требует себе исхода и обнаружения, хочет залить лучами своего света и тепла всю нашу жизнь и жизнь всего мира, и именно это его биение, это непосредственное его обнаружение и есть та неутоленная тоска по смыслу жизни, которая нас мучит. Мы уже не одиноки в наших исканиях, и они не кажутся нам столь безнадежными, как прежде.

суть, основные аспекты и их смысл

Бытие представляет собой наиболее фундаментальную основу философии. Под этим термином понимается реальность, которая существует объективно. Она не зависит от человеческого сознания, эмоций или воли. Бытие изучает такая наука, как онтология. Она позволяет осознать его предметно дифференцированное многообразие, создавая поверхностное восприятие мира. Философский смысл проблемы бытия, его смысл, аспекты и их смысл будут рассмотрены далее.

Термин «бытие»

Рассмотреть философский смысл проблемы бытия кратко крайне тяжело. Это фундаментальная категория представленной науки.

Ее поверхностное изучение не позволит осознать всей картины представленного понятия. Существуют разные подходы к осознанию термина «бытие». Люди применяют его в своей речи, подразумевая одно из трех его основных значений:

1. Это объективно существующая (вне зависимости от нашего сознания) реальность.
2. Обобщенное высказывание, которое применяется для описания материальных условий жизни людей и социума в целом.
3. Это синоним слова «существование».

В философской антропологии смысл человеческого бытия понимается многозначно. Как и в других науках, это понятие представляет собой глубокую мировоззренческую проблему. Человек может уяснить для себя эту категорию с разных позиций. В зависимости от выбора мировоззренческой позиции и происходит определение бытия. Человек может выбрать для формирования своего понятия об этой категории науку, веру, мистику, религию, фантазию или практическую жизнь.

Философский смысл категории бытия рассматривается этой наукой как основная проблема общего или конкретного мировоззрения. Это основная составляющая метафилософии.

В широком смысле этот термин нужно рассматривать как все, что есть, что существует или есть в наличии. Это предельно широкая, бесконечная и многообразная категория. Противостоит бытию небытие. Это то, чего нет или не может существовать вообще.

Если рассматривать термин более конкретно, то он обозначает весь материальный мир. Это объективная реальность, которая существует независимо от сознания человека. Чтобы доказать подобное качество материального мира, происходит обоснование при помощи эмпирических, экспериментальных способов. Так, например, доказывать существование красоты, космоса, природы или иных категорий нет необходимости независимо от сознания человека. Но вот обосновать автономность существования физического человека (организма) от сознания гораздо сложнее.

Исторические изыскания сути бытия

Чтобы описать философский смысл проблемы бытия, кратко потребуется рассмотреть исторические изыскания в этой области познания. Впервые представленный термин был употреблен Парменидом (философ 5-4 вв. до н. э.). Во времена существования этого мыслителя вера людей в богов Олимпа стала заметно снижаться. Мифы стали рассматриваться как вымысел, что рушило основные мировые нормы. Мир, Вселенная стали восприниматься как нечто бесформенное и ненадежное, будто у людей из-под ног выбили опору. Человек стал испытывать страх, тревогу, что сделало их жизнь ужасной.

Люди на подсознании отчаялись, начали сомневаться во всем, не могли найти выход из тупика. Им требовалось найти прочную, надежную опору, вера в новую силу. В лице Парменида философия смогла осознать сложившуюся проблему. На место сомнений в силе богов пришло осознание власти ума, мысли. Но это были не просто размышления. Это «чистая», абсолютная мысль, которая не связывалась с чувственным опытом. Парменид оповестил человечество о новой силе, открытой им. Она удерживает мир, не позволяя ему погрузиться в хаос. Такой подход позволил упорядочить глобальные процессы в понимании людей.

Новый философский смысл бытия рассматривался Парменидом, как провидение, Божество, вечное. Он утверждал, что все процессы происходят не просто так, а «по необходимости». Ход вещей не может измениться по воле случая. Солнце внезапно не погаснет, а люди не исчезнут в один день. За предметно-чувственным миром философ усматривал нечто, что выполняло бы роль гаранта для всего сущего. Парменид называл это Божеством, что означало для людей новую опору и поддержку.

Термин «бытие» философ позаимствовал в греческом языке. Но значение этого слова получило новое наполнение. Быть – это существовать в реальности, иметься в наличии. Эта категория стала объективным ответом на потребности той эпохи. Парменид наделял бытие следующими характеристиками:

• Это то, что есть за чувственным миром, это мысль.
• Оно едино, абсолютно и неизменно.
• Отсутствует деление на объект и субъект.
• Есть всей возможной общностью совершенств, главными из которых есть Добро, Истина, Благо.

Бытие – истинное существование, у которого нет начала и конца. Оно неделимо, неуничтожимо, нескончаемо. Бытие не нуждается ни в чем, лишено чувств. Поэтому его можно постичь лишь умом, мыслью. Парменид, чтобы описать философский смысл категории бытия кратко, представлял для людей его в виде сферы, у которой нет границ в пространстве. Такое описание вытекало из представления, что шар – прекраснейшая, совершенная форма.

Под мыслью, которой и есть бытие, по мнению философа, он подразумевал Логос. Это космический Разум, через который человек раскрывает для себя Истину бытия. Она открывается для людей непосредственно.

Сущность бытия

Нужно понимать сущность представленного термина, рассматривая понятие бытия. Философский смысл проблемы бытия реализуется через взаимодействие вещей. Между ними возникают определенные отношения. Вещи оказывают друг на друга воздействие, меняя друг друга.

Существование мира можно раскрыть в понятиях «время», «материя», «движение» и «пространство». Со временем люди меняются в общении. Они оказывают взаимное влияние друг на друга. Спрос влияет на предложение, а производство – на потребление. Подобные взаимные процессы приводят к тому, что объекты перестают быть такими, какими они были раньше. Бытие определенной формы переходит в небытие. Именно взаимодействие лежит в основе этих двух понятий. Оно обуславливает конечность бытия, а также фрагментарность материальной реальности.

Если один предмет перешел в небытие, другой стал существовать в действительности. Это обязательное условие. Небытие и бытие обуславливают существование друг друга. Это две противоположности, которые в единстве обретают бесконечность.

Ограниченность, конечность являются только фрагментом бытия. Жизненные корни и философский смысл проблемы бытия нужно рассматривать с этой позиции. Если соединить все фрагменты бытия, обе стороны, получается неограниченность. Это количественная и качественная бесконечность.

Такая особенность присуща бытию в общем понимании, но не миру в целом или конкретного объекта. При этом бессмертие для конкретного объекта невозможно в принципе, так как он взаимодействует только с ограниченным кругом других объектов. Они выявляют только ограниченное количество свойств.

Поэтому фундаментом бытия является взаимодействие. Без него существование не смогло бы себя проявить. Быть может только то, что взаимодействует. Для человека это проявляется особенно. Для нас не может существовать то, что не определяется органами чувств, сознанием. Это совсем не означает, что то, что нами не познано, не существует. Оно может вступать во взаимодействие с чем-то другим. Оно есть, но для нас не существует.

Сущность бытия человека

Философский смысл понятия бытия нужно рассматривать также с позиции человеческого социума. Также имеет значение сущность этого понятия для конкретного индивидуума. Человек является существом телесным, материальным. Он рассматривается в философии как вещь. Он вступает во взаимодействие с другими предметами, меняя их. Это, например, может быть процесс питания. Мы едим, перерабатывая пищу.

Но в противоположность всем другим вещам человек обладает способностью отражать действительность в сознании. Поэтому наше воздействие на предмет целенаправленное. Оно обусловлено сознанием. Этот способ взаимодействия является специфическим. Такая способность человека в корне меняет отношение одного индивида к другим людям, а также к собственной личности.

Отношения, в которые вступает индивид, обусловлены трудом. В этом случае это социальное взаимодействие, которое включает в себя и духовную основу.

Рассматривая жизненный и философский смысл проблемы бытия, стоит отметить, что представленные понятия выступают не только как телесное или предметное явление. Это существование также духовное. Так человек относится к социальной и природной действительности.

Предметное понимание бытия позволяет увидеть самоценность индивидуума целостного. Это позволяет сконцентрировать внимание на сохранении природной среды для человека. В этом случае он рассматривается как предметно-телесное существо. В этом случае его нельзя свести к информационному комплексу или совокупности взаимодействий.

Человек понимается как особый телесно-духовный микрокосм. Он преследует интересы развития собственной духовной сферы при сохранении предметно-телесной природы. Он нуждается в поддержании естественной среды для собственного существования. Это является основным условием сохранения человеческого бытия как такового. Поэтому одним из «краеугольных камней» в теоретической основе гуманизма лежит абстрактно-философское понимание вещей, их взаимодействия и свойств.

Формы

Существует два подхода к определению философского смысла проблемы бытия. Основные формы бытия по роду существования делят на две группы:

• Материальное.
• Идеальное.

В первом случае под этой формой подразумевается, например, Солнечная система. Идеальное бытие – это идея ее возникновения.

По характеру представленная категория может быть:

• Существование объективное. Его характерным признаком является независимость от сознания человека.
• Бытие субъективное. Оно является неотъемлемой частью сознания человека.

Чтобы понимать, о чем идет речь, нужно рассмотреть философский смысл и основные формы бытия. Так, материальными его формами могут быть:

• Природно-органические субстанции, например, биологические виды.
• Природно-неорганические объекты. К этой категории относятся планеты, звезды, моря, горы и т. д.
• Социальные.
• Индивидуальные.
• Искусственные. Это механизмы, созданные человеком.

Идеальными видами существования являются:

• Идеальное объективно (мышление, закон).
• Идеальное субъективно (например, мечты).

Также стоит выделить следующие формы бытия:

• Существование человека.
• Бытие духовного. Это единство бессознательного и сознательного начала, знания, которое выражается через речь.
• Существование социального. Это единство разновидностей деятельности человека. Подвидом этой категории считается индивидуализированное и общественное существование.
• Бытие вещей, тел, процессов.

Есть разные виды бытия:

• Состояния природы (например, стихийное бедствие).
• Первичная природная среда, которая возникла раньше человека и его сознания. Она первична и объективна. Это подразумевает рождение человека и появление его духа после природы. Мы неразрывно связаны с окружающей средой.
• Процессы, вещи, которые были созданы людьми. Это вторичная природа.

Проблемы философского понимания существования

Рассматривая, в чем заключается философский смысл категории «бытие», стоит сказать, что у этого понятия есть несколько основных проблем:

• определение существования;
• обоснование его форм и видов;
• единство и единственность существования;
• соотношение между бессмертием бытия и уничтожимостью его отдельных элементов;
• сочетание единства этой категории с самостоятельностью и многообразием элементов его содержания;
• независимость реальности от человека, но при этом его объективная вовлеченность в общий процесс.

Одной из самых важных проблем философии остается сопоставление между реальным и потенциальным бытием.

Еще одной вечной проблемой философской науки в представленном направлении является соотношение идеального и материального. Она была обозначена главной в философии марксизма. При этом сопоставлялись бытие и мышление, дух и природа. Под существованием в этом учении подразумевался исключительно материальный мир.

Такие соотношения рассматривались в разрезе двух основных категорий. Первая из них определяет первичность идеального или материального. Вторая категория аргументирует возможности человечества познать сущность существования.

В зависимости от того, какое из начал будет приоритетным, философские мировоззрения делятся на идеалистические и материалистические школы. Второе из направлений этого учения последовательно отстаивал Демокрит. Он сделал предположение, что основой всего бытия является неделимая частица – атом. Эта частица не развивается и является непроницаемой. Этот философ считал, что из разной комбинации атомов состоит все. Демокрит придерживался мнения, что душа и сознание являются вторичными по отношению к материальному. Этого утверждения придерживаются многие ученые, рассматривая философский смысл проблемы бытия. Категория бытия определяется как определенное сочетание материального и нематериального начала. Но эту комбинацию, последовательность все философы видят неодинаково.

Материя

Рассматривая категорию бытия, ее философский смысл и специфику, стоит обратить внимание на ее соотношение с материей и сознанием. Такое взаимодействие выступает конкретизацией существования. Его основными видами являются сознание и материя. Человек является в первую очередь материально-физической сущностью, которая устанавливает разные связи с окружающим миром.

Сферой и условием для жизни является материальный мир. Поэтому знания о таком окружении нужны каждому человеку. Свою жизнь люди строят сознательно, так как они ставят перед собой цели и задачи, осмысляют себя и других. Мы стремимся достичь идеалов, выбирая для этого целесообразные средства. На основе сознания мы творчески решаем возникающие проблемы.

Понимание материи объясняется научными методами. Для этого развиваются определенные науки, объясняются события действительности. В первую очередь концепции и развитию материального окружения посвящены изыскания в области естествознания. Практически во всех философских воззрениях древности присутствуют воззрения о материальном мире.

Разные понятия применяются для описания материального мира в процессе изучения философского смысла категории бытия . Это также может быть «природа», «материя», «космос» и т. д.

До середины 19 века преобладали механические концепции, описывающие материю. Ее неотъемлемыми атрибутами неизменно считались механическое движение, неделимость атома, инертность, независимость от свойств пространства и т. д. Только вещество считалось составляющей реальности материальной.

Так, например, Д. И. Менделеев считал, что материей является вещество, которое наполняет пространство и имеет вес, массу. Со временем в понимание материи были включены в определение также физические поля и их переменные элементы. Других ее видов пока найти не удалось.

Под материей нужно понимать совокупность вещей, физических полей, иных образований, которые имеют субстрат, из которого они состоят.

Сознание

Рассматривая, в чем заключается философский смысл бытия, стоит отметить, что одной из его категорий является сознание. Проблема его понимания является наиболее трудной не только в философии, но и иных науках. Многое о природе этой категории уже известно современной науке.

Знания не только о сознании, но и о мировоззрении, духовности помогают находить новые пути для самосовершенствования. Это одна из фундаментальных категорий философии. Наравне с «материей» «сознание» выступает предельной основой бытия. Более широких понятий, которые его характеризуют, нельзя найти.

Существует ли сознание вне человека, ответить можно только с некоторыми допущениями. Существование материального мира не вызывает сомнений. Мир и человек с его сознанием являются самодостаточными понятиями. Они являются основой материализма. Идеализм же трансцендентное существование с той целью, чтобы показать возникновение из бытия чувственного мира.

Категория бытия, ее философский смысл и специфика строятся на широких понятиях сознания и материи. Первая форма представляет собой психическое отражение окружающей действительности. Через сознание человек постигает себя. Это мотивирует людей к определенной деятельности, поведению. Сознание – это идеальное свойство мозга человека. Эту категорию нельзя осязать или взвесить, измерить. Любые подобные операции можно выполнить только по отношению к материальному миру.

Мозг человека является носителем сознания, так как он представляет собой высокоорганизованное образование, которое обладает многими свойствами. С его помощью происходит самоконтроль, осуществляется практическая деятельность, управление.

Основной трудностью при изучении сознания является косвенность исследований. Это можно сделать только через его проявления в процессах мышления, поведении и общении, прочей деятельности. Изучать идеальную категорию крайне сложно. Но точно известно, что именно при помощи сознания человек получил способность воспринимать, понимать информацию, использовать ее в своей деятельности.

Смысл бытия человека

Рассматривая философский смысл проблем бытия, можно отметить, что это вопрос «почему есть существование?». Но одним из интересных направлений является изучение вопроса «для чего оно существует?». Зачем появились такие категории, как материя и сознание, зачем есть бытие. На эти вопросы человечество стремится дать ответы уже множество столетий.

Чтобы осознать философский смысл бытия, нужно начинать с определения человека. Его дал Э. Кассирер. По его мнению, человек является в первую очередь животным символическим. Он живет в созданной им самим новой реальности. Это символический универсум, который складывается из несчетного количества многочисленных связей. На каждую такую нить опирается составляющий ее символ. Такие обозначения многозначны. Символы бездонны, бесконечны. Они представляют собой не столько концентрат знания, сколько обозначают конкретное направление. Это определенный план, программа жизни.

В поисках ответа при рассмотрении философского смысла проблем бытия, стоит отметить, что вопрос о цели существования человека возникает из сомнений о возможности такого смысла. Нам недоступна информация о собственном назначении. Сомнения же предполагают, что действительность, может быть, непоследовательна и разорвана, она абсурдна.

Существует три подхода к решению проблемы смысла бытия, которое может определяться:

1. За пределами бытия.
2. Присущ жизни в ее самых глубинных проявлениях.
3. Созидается самим человеком.

Общее в подходах о смысле жизни

Философский смысл проблем бытия рассматривается с позиции представленных трех подходов. У них есть нечто общее. Это сложный состав, оценить который однозначно не представляется возможным.

С одной стороны, можно отметить, что найти ответ на вопрос о смысле бытия, обозначив тем самым конечный желаемый результат, для всех людей нельзя. Он не может быть един для всех. Смысл бытия, построенный по единому образцу, поработил бы человека. Общая идея не может быть применена для всех, так как она исходит извне.

Всем подходам, которые применяются к поиску смысла жизни, присущи солидарность и заинтересованность в проработке в человеке человеческого. Так, австрийский психолог А. Адлер утверждает, что сущность, цель бытия не может быть определена для отдельного индивидуума. Смысл жизни может определяться только во взаимодействии с окружающим миром. Это определенный вклад в общее дело.

4. Бессмысленность жизни, Смысл жизни

Что жизнь, как она фактически есть, бессмысленна, что она ни в малейшей мере не удовлетворяет условиям, при которых ее можно было бы признать имеющей смысл, – это есть истина, в которой нас все убеждает: и личный опыт, и непосредственные наблюдения над жизнью, и историческое познание судьбы человечества, и естественнонаучное познание мирового устройства и мировой эволюции.

Бессмысленна, прежде всего, – и это, с точки зрения личных духовных запросов, самое важное – личная жизнь каждого из нас. Первое, так сказать, минимальное условие возможности достижения смысла жизни есть свобода, только будучи свободными, мы можем действовать «осмысленно», стремиться к разумной цели, искать полноты удовлетворенности; все необходимое подчинено слепым силам необходимости, действует слепо, как камень, притягиваемый землею при своем падении. Но мы со всех сторон связаны, окованы силами необходимости. Мы телесны и потому подчинены всем слепым, механическим законам мировой материи; спотыкаясь, мы падаем, как камень, и если случайно это произойдет на рельсах поезда или перед налетающим на нас автомобилем, то элементарные законы физики сразу пресекают нашу жизнь, а с ней – все наши надежды, стремления, планы разумного осуществления жизни. Ничтожная бацилла туберкулеза или иной болезни может прекратить жизнь гения, остановить величайшую мысль и возвышеннейшее устремление. Мы подчинены и слепым законам и силам органической жизни: в силу их непреодолимого действия срок нашей жизни даже в ее нормальном течении слишком краток для полного обнаружения и осуществления заложенных в нас духовных сил; не успеем мы научиться из опыта жизни и ранее накопленного запаса знаний разумно жить и правильно осуществлять наше призвание, как наше тело уже одряхлело и мы приблизились к могиле; отсюда неизбежное даже при долгой жизни трагическое чувство преждевременности и неожиданности смерти – «как, уже конец? а я только что собирался жить по-настоящему, исправить ошибки прошлого, возместить зря потерянное время и потраченные силы!» – и трудность поверить в свое собственное старение. И вдобавок, мы извнутри обременены тяжким грузом слепых стихийно-биологических сил, мешающих нашей разумной жизни. Мы получаем по наследству от родителей страсти и пороки, которые нас мучают и на которые бесплодно растрачиваются наши силы; в лице нашей собственной животной природы мы обречены на пытку и каторгу, прикованы к тачке, бессмысленно терпим наказание за грехи наших отцов или вообще за грехи, на которые нас обрекла сама природа. Лучшие и разумные наши стремления либо разбиваются о внешние преграды, либо обессиливаются нашими собственными слепыми страстями. И притом слепая природа так устроила нас, что мы обречены на иллюзии, обречены блуждать и попадать в тупик и обнаруживаем иллюзорность и ошибочность наших стремлений лишь тогда, когда они причинили нам непоправимый вред и наши лучшие силы уже ушли на них. Один растрачивает себя на разгул и наслаждения и, когда физическое и духовное здоровье уже безнадежно потеряно, с горечью убеждается в пошлости, бессмысленности всех наслаждений, в неутолимости ими жизненной тоски; другой аскетически воздерживается от всех непосредственных жизненных радостей, закаляя и сберегая себя для великого призвания или святого дела, чтобы потом, когда жизнь уже клонится к концу, убедиться, что этого призвания у него совсем нет и это дело совсем не свято, и в бессильном раскаянии жалеет о бесплодно упущенных радостях жизни. Кто остается одинок, боясь обременить себя тягостями семьи, страдает от холода одинокой старости и скорбит о уже недостяжимом уюте семьи и ласке любви; кто, поддавшись соблазну семьи, оказался обремененным тягостями семейных забот, погруженный в мелочную суету семейных дрязг и волнений, бесплодно кается, что добровольно продал свою свободу за мнимые блага, отдал себя в рабство подневольного труда и не осуществил своего истинного призвания. Все наши страсти и сильнейшие влечения обманчиво выдают себя за что-то абсолютно важное и драгоценное для нас, сулят нам радость и успокоение, если мы добьемся их удовлетворения, и все потом, задним числом, когда уже поздно исправить ошибку, обнаруживают свою иллюзорность, ложность своего притязания исчерпать собою глубочайшее стремление нашего существа и дать, через свое удовлетворение, полноту и прочность нашему бытию. Отсюда неизбежное для всех людей меланхолическое, втайне глубоко и безысходно трагическое сознание, выражаемое французской поговоркой: «si jeunesse savait, si vieillesse pouvait»³ – сознание обманутых надежд, недостижимости истинного счастья на земле. Гете, прозванный «баловнем судьбы», проживший исключительно долгую, счастливую и плодотворную жизнь, обладатель редчайшего дара – умения сочетать творческую энергию, безмерное трудолюбие и могучую самообуздывающую силу воли с жаждой и способностью испытать все жизненные наслаждения, упиться всеми радостями жизни, – этот избранник человечества под конец своей жизни признавался, что за 80 лет своей жизни он изведал лишь несколько дней полного счастья и удовлетворения; и он испытал на себе неизбежную трагику человеческой жизни, он поведал, что сущность жизни узнает лишь тот, кто в слезах ест свой хлеб и в тоске и кручине проводит бессонные мучительные ночи, и что судьба утешает нас лишь одним неустанным припевом: «терпи лишения» (Entbehren sollst du, sollst entbehren!⁴). Если такова жизненная мудрость счастливца человечества, то какой итог должны подвести все остальные, менее удачливые и одаренные люди, со всей их немощностью, со всей тяжестью их жизненной участи, со всеми извнутри раздирающими их противоречиями и затуманивающими их пути духовными слабостями?

Все мы – рабы слепой судьбы, слепых ее сил вне нас и в нас. А раб, как мы уже знаем и как это ясно само собой, не может иметь осмысленной жизни. Древние греки, так ярко чувствовавшие гармонию и космическую налаженность, стройность мировой жизни, вместе с тем оставили нам вечные, незабвенные образцы трагического сознания, что человеческим мечтам и надеждам нет места в этой гармонии. Народное сознание верило, что боги завидуют человеческому счастью и всегда принимают меры к тому, чтобы покарать и унизить счастливца, чтобы возместить случайную человеческую удачу горькими ударами судьбы; и, с другой стороны, оно верило, что даже блаженные боги подчинены, как высшему началу, неумолимой слепой судьбе. Более очищенное религиозное сознание их мудрецов учило, что по законам мировой гармонии никто не должен захватывать слишком много для себя, чрезмерно перерастать общий уровень, что человек должен знать свое скромное место и что даже сама индивидуальность человека есть греховная иллюзия, караемая смертью; лишь в добровольном признании себя служебным зависимым звеном мирового целого, лишь в смиренном приятии своей рабской зависимости от космоса и своего космического ничтожества человек покоряется божественной воле, исполняет свое единственное назначение и может надеяться не загубить себя. Итог обоих воззрений – один и тот же. И потому уже наивный Гомер говорит, что

…из тварей, которые дышат и ползают в прахе,

Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека

и все греческие поэты согласно вторят ему в этом. «И земля, и море полны бедствий для человека», говорит Гесиод. «Слаба жизнь человека, бесплодны его заботы, в краткой его жизни скорбь следует за скорбью» (Симонид). Человек в этом мировом целом – лишь «дуновение и тень» – или еще менее – «сон тени» (Пиндар). И вся античная философия, от Анаксимандра, Гераклита и Эмпедокла до Платона, Марка Аврелия и Плотина, во всем другом расходясь с учениями поэтов и борясь с ними, в этом пессимизме, в этом горьком признании безнадежной суетности, слабости и бессмысленности земной жизни человека сходится с греческой поэзией. С нею совпадает и вся живая мудрость остального человечества – Библия и Махабхарата, вавилонский эпос и могильные надписи древнего Египта. «Суета сует, – сказал Екклесиаст, суета сует – все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?.. Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом: потому что все – суета!.. И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а блаженнее обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем. И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным благорасположение, но время и случай для всех их» (Еккл., 1, 1–2; III, 19; IV, 2–3; IX, II).

Но допустим даже, что мудрость всех времен и народов неправа. Допустим, что возможна подлинно счастливая жизнь, что все желания наши будут удовлетворены, что кубок жизни будет для нас полон одним лишь сладким вином, не отравленным никакой горечью. И все же жизнь, даже самая сладостная и безмятежная, сама по себе не может удовлетворить нас; неотвязный вопрос «зачем? для чего?» даже в счастье рождает в нас неутолимую тоску. Жизнь ради самого процесса жизни не удовлетворяет, а разве лишь на время усыпляет нас. Неизбежная смерть, равно обрывающая и самую счастливую, и самую неудачную жизнь, делает их одинаково бессмысленными. Наша эмпирическая жизнь есть обрывок: сама для себя, без связи с неким целым, она так же мало может иметь смысл, как обрывок страницы, вырванный из книги. Если она может иметь смысл, то только в связи с общей жизнью человечества и всего мира. И мы уже видели, что осмысленная жизнь неизбежно должна быть служением чему-то иному, чем она сама, как замкнутая в себе личная жизнь, что лишь в исполнении призвания, в осуществлении какой-либо сверхличной и самодовлеющей ценности человек может найти самого себя как разумное существо, требующее разумной, осмысленной жизни. Ближайшим целым, с которым мы связаны и часть которого мы составляем, является жизнь народа или человечества; вне родины и связи с ее судьбою, вне культурного творчества, творческого единства с прошлым человечества и его будущим, вне любви к людям и солидарного соучастия в их общей судьбе мы не можем осуществить самих себя, обрести подлинно осмысленную жизнь. Как лист или ветвь дерева, мы питаемся соками целого, расцветаем его жизнью и засыхаем и отпадаем в прах, если в самом целом нет жизни. Для того чтобы индивидуальная жизнь имела смысл, нужно поэтому, чтобы имела смысл и жизнь общечеловеческая, чтобы история человечества была связным и осмысленным процессом, в котором достигается какая-либо великая общая и бесспорно ценная цель. Но и здесь, при беспристрастном и честном рассмотрении эмпирического хода вещей, нас ждет новое разочарование, новое препятствие для возможности обрести смысл жизни.

Ибо, как бессмысленна каждая единичная личная жизнь человека, так же бессмысленна и общая жизнь человечества. История человечества, если мы ищем смысла имманентного ей и ей самой внутренне присущего, так же обманывает наши ожидания, как и наша личная жизнь. Она есть, с одной стороны, набор бессмысленных случайностей, длинная вереница коллективных, всенародных и международных событий, которые не вытекают разумно одно из другого, не ведут ни к какой цели, а случаются как итог стихийного столкновения и скрещения коллективных человеческих страстей; и, с другой стороны, поскольку история есть все же последовательное осуществление человеческих идеалов, она есть вместе с тем история их крушений, неуклонное разоблачение их иллюзорности и несостоятельности, бесконечно длинный и мучительный предметный урок, в котором человечество обучается усматривать тщету своих надежд на разумное и благое устроение своей коллективной жизни. Вера в прогресс, в неустанное и непрерывное совершенствование человечества, в неуклонное, без остановок и падений, восхождение его на высоту добра и разума – эта вера, которая вдохновляла множество людей в продолжение последних двух веков, в настоящее время разоблачена в своей несостоятельности с такой очевидностью, что нам остается только удивляться наивности поколений, ее разделявших. Человечество в своей эмпирической исторической жизни совсем не движется «вперед»; поскольку мы мним обосновать нашу жизнь на служение общественному благу, осуществлению совершенного общественного строя, воплощению в коллективном быте и человеческих отношениях начал правды, добра и разума, мы должны с мужественной трезвостью признать, что мировая история совсем не есть приближение к этой цели, что человечество теперь не ближе к ней, чем век, два или двадцать веков тому назад. Даже сохранение уже достигнутых ценностей для него оказывается невозможным. Где ныне эллинская мудрость и красота, одно воспоминание о которой наполняет нам душу грустным умилением? Кто из нынешних мудрецов, если он не обольщает себя самомнением, может достигнуть своей мыслью тех духовных высот, на которых свободно витала мысль Платона или Плотина? Близки ли мы теперь от того умиротворения и правового упорядочения всего культурного мира под единой властью, которого мир уже достиг в золотую пору римской империи с ее pax Romana⁵? Можем ли мы надеяться на возрождение в мире тех недосягаемых образцов глубокой и ясной религиозной веры, которую являли христианские мученики и исповедники первых веков нашей эры? Где теперь богатство индивидуальностей, цветущая полнота и многообразие жизни средневековья, которое высокомерная пошлость убогого просветительства назвала эпохой варварства и которое, как несбыточная мечта, манит к себе чуткие души, изголодавшиеся в пустыне современной цивилизации? Поистине, надо очень твердо веровать в абсолютную ценность внешних технических усовершенствований – аэропланов и беспроволочных телеграфов, дальнобойных орудий и удушливых газов, крахмальных воротничков и ватерклозетов, – чтобы разделять веру в непрерывное совершенствование жизни. И самый прогресс эмпирической науки – бесспорный за последние века и во многом благодетельный – не искупается ли он с избытком той духовной слепотой, тем небрежением к абсолютным ценностям, той пошлостью мещанской самоудовлетворенности, которые сделали такие удручающие успехи за последние века и как будто неустанно продолжают прогрессировать в европейском мире? И не видим ли мы, что культурная, просвещенная, озаренная научным разумом и очищенная гуманитарными нравственными идеями Европа дошла до бесчеловечной и бессмысленной мировой войны и стоит на пороге анархии, одичания и нового варварства? И разве ужасная историческая катастрофа, совершившаяся в России и сразу втоптавшая в грязь, отдавшая в руки разнузданной черни и то, что мы в ней чтили как «святую Русь», и то, на что мы уповали и чем гордились в мечтах о «великой России», не есть решающее обличение ложности «теории прогресса»? Мы научились понимать – и в этом отношении непосредственные жизненные впечатления совпадают с главными достижениями объективной исторической науки за последние сто лет, – что непрерывного прогресса не существует, что человечество живет сменой подъемов и падений и что все великие его достижения во всех областях жизни – государственной и общественной, научной и художественной, религиозной и нравственной – имеют свой конец и сменяются периодами застоя и упадка, когда человечеству приходится учиться наново и снова подыматься из глубин. «Все великое земное разлетается как дым – нынче жребий выпал Трое, завтра выпадет другим»⁶. Под влиянием этого сознания один из самых тонких, чутких и всесторонне образованных исторических мыслителей нашего времени – Освальд Шпенглер – учит, что «всемирная история есть принципиально бессмысленная смена рождения, расцветания, упадка и смерти отдельных культур».

И когда мы, не удовлетворенные этим выводом, ищем за этой бессмысленной сменой всплесков и замираний духовных волн исторической жизни какую-либо связанность и последовательность, когда мы стараемся разгадать ритм мировой истории и через него – ее смысл, то единственное, чего мы достигаем, есть уяснение ее смысла как общечеловеческого религиозного воспитания через ряд горьких разочарований, обличающих суетность всех земных человеческих упований и мечтаний. История человечества есть история последовательного крушения его надежд, опытное изобличение его заблуждений. Все человеческие идеалы, все мечты построить жизнь на том или ином отдельном нравственном начале взвешиваются самою жизнью, находятся слишком легкими и жизнью отбрасываются как негодные. Как индивидуальная человеческая жизнь в ее эмпирическом осуществлении имеет только один смысл – научить нас той жизненной мудрости, что счастье неосуществимо, что все наши мечты были иллюзорны и что процесс жизни, как таковой, бессмыслен, – так и всечеловеческая жизнь есть тяжкая опытная школа, необходимая для очищения нас от иллюзий всечеловеческого счастья, для обличения суетности и обманчивости всех наших упований на воплощение в этом мире царства добра и правды, всех наших человеческих замыслов идеального общественного самоустроения.

Да и может ли быть иначе? Когда мы думаем об истории, об общей судьбе человечества, мы как-то забываем, что история человечества есть лишь обрывок и зависимая часть космической истории, мировой жизни как целого. Та плененность – извне и извнутри – случайными, слепыми, чуждыми нашим заветным чаяниям космическими силами, которую мы усмотрели как роковое состояние единичной человеческой жизни, – эта плененность присуща в такой же, если не большей мере и жизни общечеловеческой. Со всех сторон человечество окружают слепые силы и роковые, слепые необходимости космической природы. Уже то обстоятельство, что человеческая жизнь, индивидуальная и коллективная, в такой огромной мере сводится на ту самую борьбу за существование, на беспрерывную, самоубийственную драку за средства пропитания, которая господствует во всем животном мире, – что, несмотря на все технические усовершенствования, с размножением человеческого рода все относительно меньше становится на земле плодородной почвы, угля, железа и всего, что нужно людям, и борьба за обладание ими становится все ожесточеннее, – уже одно это есть достаточное свидетельство того, как стихийные условия космической жизни сковывают человеческую жизнь и заражают ее своей бессмысленностью. А в нашей груди – и именно в особенности в душе человечества как коллективного целого, в сердцах народных масс – живут страсти и влечения, которые столь же слепы и убийственны, как все остальные космические силы; и если отдельный человек легко может впасть в самообман, считая себя свободным от слепоты космических сил, то именно народные массы и всяческие исторические коллективы являют нам в своей жизни столь разительные образцы подчиненности слепым инстинктам и грубым стихийным страстям, что в отношении их этот самообман невозможен или гораздо менее простителен. Представим себе хоть на мгновение с полной реалистической ясностью то положение человечества, которое соответствует подлинной действительности, поскольку мы берем жизнь в ее эмпирическом составе. В каком-то уголке мирового пространства кружится и летит комочек мировой грязи, называемый земным шаром; на его поверхности копошатся, кружась и летя вместе с ним, миллиарды и биллионы живых козявок, порожденных из него же, в том числе двуногие, именующие себя людьми; бессмысленно кружась в мировом пространстве, бессмысленно зарождаясь и умирая через мгновение по законам космической природы, они в то же время, движимые теми же слепыми силами, дерутся между собой, к чему-то неустанно стремятся, о чем-то хлопочут, устраивают между собой какие-то порядки жизни. И эти-то ничтожные создания природы мечтают о смысле своей общей жизни, хотят достигнуть счастия, разума и правды. Какая чудовищная слепота, какой жалкий самообман!

Чтобы понять это, мы даже совсем не должны идти так далеко, как того требует господствующее естественнонаучное понятие о мире, совсем не должны представлять себе мир как мертвый хаос, как механизм безжизненных физических и химических сил. Это воззрение, которое многим еще доселе представляется высшим достижением точного научного знания, есть лишь свидетельство узости, бездушия и научной тупости, до которого дошло все «прогрессирующее» человечество. Древние греки лучше нас знали, что мир – не мертвая машина, а живое существо, что он полон живых и одушевленных сил. К счастью, тот духовный кризис, который переживает в настоящее время человечество, уже раскрыл многим наиболее проницательным естествоиспытателям нашего времени глаза и дал им понять убожество и ложность чисто механического естественнонаучного миросозерцания. Со всех сторон – в новейшей критике механической физики Галилея и Ньютона, в новейших физико-механических открытиях, разлагающих косную материю на заряды сил, в критике дарвинистических учений об эволюции, в усмотрении виталистических антимеханистических начал органической жизни – всюду возрождаются и вновь открываются человеческому взору признаки, свидетельствующие, что мир есть не мертвый хаос косных материальных частиц, а нечто гораздо более сложное и живое. Тот упрек, который русский поэт посылал современным людям:

Они не видят и не слышат,

Живут в сем мире, как впотьмах,

Для них и солнце, знать, не дышит

И жизни нет в морских волнах, –⁷

этот упрек повторяют теперь уже и многие представители научного знания. Мир не есть мертвая машина или хаос косной материи, «не слепок, не бездушный лик»; мир есть великое живое существо и вместе с тем единство множества живых сил.

И все же мир не есть зрячее и разумное существо. Он – слепой великан, который корчится в муках, терзается своими собственными страстями, от боли грызет самого себя и не находит выхода своим силам. И поскольку человек входит в его состав, есть только его ничтожная часть и порождение, ничтожная клеточка или молекула его тела, и поскольку сама душа человека есть лишь частица этой космической души, подчинена ее силам и обуреваема ими, – человек все же безнадежно окован, захвачен в плен могучими слепыми силами космоса и вместе с ним обречен корчиться в бессмысленных муках, бессмысленно рождаться, куда-то стремиться и бесплодно гибнуть в слепом процессе неустанного круговорота мировой жизни. И мы уже видели, что древние греки, восхищаясь красотой и живою стройностью космического целого, с горечью и безысходным отчаянием сознавали безнадежность, тщету и бессмысленность в нем человеческой жизни.

Куда бы мы ни кинули наш взор, с какой бы стороны ни посмотрели на жизнь – поскольку мы стараемся честно постигнуть эмпирическое, объективно-данное нам существо жизни, – всюду и через все мы убеждаемся в ее роковой бессмысленности. Мы видели условия достижимости смысла жизни: существование Бога как абсолютного Блага, вечной Жизни и вечного света Истины, и божественность человека, возможность для него приобщиться к этой истинной, божественной жизни, на ней утвердить, ею всецело заполнить свою собственную жизнь. Но мир не есть Бог и его жизнь – не божественная жизнь; противоположное утверждение пантеизма может разве отвлеченно соблазнить кого-либо, в живом же опыте мы слишком ясно сознаем несовпадение того и другого: в мире царит смерть, он подчинен всеуничтожающему потоку времени, он полон тьмы и слепоты. И если таков мир – вправе ли мы от него, по крайней мере, умозаключать о существовании Бога? Все попытки человеческой мысли таким путем дойти до признания Бога оказывались и оказываются тщетными. Как бы мы ни восхищались стройностью и грандиозностью мироздания, красотой и сложностью живых существ в нем, как бы мы ни трепетали перед безмерностью его глубины – и созерцая звездное небо, и сознавая свою собственную душу, – но одна наличность страданий, зла, слепоты и тленности в нем противоречит его божественности и не позволяет нам в нем, как он есть и непосредственно нам дан, усмотреть решающее свидетельство наличия всеведущего, всеблагого и всемогущего Творца. Как говорит один проницательный современный немецкий религиозный мыслитель (Макс Шелер): «если бы мы должны были от познания мира умозаключить к существованию Бога, то наличие в мире хотя бы одного червя, извивающегося от боли, было бы уже решающим противопоказанием». Рассматривая мир как он есть, мы неизбежно приходим в вопросе об его первопричине или о действии Бога в нем к дилемме. Одно из двух: или Бога совсем нет и мир есть творение бессмысленной слепой силы, или же Бог, как всеблагое и всеведущее существо, есть, но тогда он не всемогущ и не есть Творец и единодержавный Промыслитель мира. Первый вывод делает ныне господствующее мировозрение, второй, более глубокий, по чисто религиозным мотивам был утверждаем гностиками и в новейшее время был снова сделан рядом мыслителей, искавших Бога на чисто интеллектуальном пути. Но и в том и в другом случае – и если Бога нет, и если Он не в силах нам помочь и нас спасти от мирового зла и бессмыслия – наша жизнь одинаково бессмысленна. Но как мы видели, даже и существования Бога мало для обретения смысла нашей жизни: для этого нужна возможность нашего человеческого соучастия в свете и жизни Божества, нужна вечность, совершенная просветленность и покой удовлетворенности нашей собственной, человеческой жизни. А это условие – независимо от трудности во всех остальных отношениях – абсолютно неосуществимо, поскольку человек есть часть и порождение мировой, космической природы со всей ее слепотой, несовершенством и тленностью. Для того чтобы уверовать в достижимость смысла жизни, мы как будто вынуждены отрицать этот бесспорный факт плененности и пронизанности человека силами природы, мы должны идти против очевидности неотменимого факта. Не значит ли это, что положительное решение вопроса о смысле жизни, реальное обретение этого смысла невозможно и что мы обречены лишь бессильно мечтать о нем, ясно усматривая абсолютную неосуществимость нашей мечты?

Бессмысленность жизни открылась не со вчерашнего дня; как мы уже видели, ее утверждала древняя мудрость, пожалуй, с большей силой и ясностью, чем это доступно современному человеку, утратившему целостное восприятие жизни и потому склонному опьяняться иллюзиями. И же все человечество издавна имело религиозное сознание, верило в Бога и возможность спасения человека и тем утверждало осуществимость смысла жизни. Есть ли это одна простая непоследовательность, неумение или боязнь сделать последний вывод из неоспоримых фактов? Такое суждение было бы с нашей стороны поспешным и легкомысленным заключением. Мы должны, наоборот, сами глубже вдуматься в дело, полнее оценить мотивы, руководящие религиозным сознанием человечества, и поставить теперь себе вопрос: есть ли умозаключение от эмпирической природы мира и жизни достаточный и единственный критерий для решения вопроса о смысле жизни?

7. Осмысление жизни, Смысл жизни

Искание смысла жизни есть, таким образом, собственно «осмысление» жизни, раскрытие и внесение в нее смысла, который вне нашей духовной действенности не только не мог бы быть найден, но в эмпирической жизни и не существовал бы.

Точнее говоря, в вере как искании и усмотрении смысла жизни есть две стороны, неразрывно связанные между собою, – сторона теоретическая и практическая; искомое «осмысление» жизни есть, с одной стороны, усмотрение, нахождение смысла жизни и, с другой стороны, его действенное созидание, волевое усилие, которым оно «восхищается». Теоретическая сторона осмысления жизни заключается в том, что, усмотрев истинное бытие и его глубочайшее, подлинное средоточие, мы тем самым имеем жизнь как подлинное целое, как осмысленное единство и потому понимаем осмысленность того, что раньше было бессмысленным, будучи лишь клочком и обрывком. Как, чтобы обозреть местность и, понять ее расположение, нужно удалиться от нее, встать вне ее, на высокой горе над нею и только тогда действительно увидишь ее, – так для того, чтобы понять жизнь, нужно как бы выйти за пределы жизни, посмотреть на нее с некоторой высоты, с которой она видна целиком. Тогда мы убеждаемся, что все, что казалось нам бессмысленным, было таковым только потому, что было зависимым и несостоятельным отрывком. Наша единичная, личная жизнь, которая, при отсутствии в ней подлинного центра, кажется нам игралищем слепых сил судьбы, точкой скрещения бессмысленных случайностей, становится в меру нашего самопознания глубоко значительным и связным целым; а все случайные ее события, все удары судьбы приобретают для нас смысл, как-то сами собой укладываются, как необходимые звенья, в то целое, осуществить которое мы призваны. Историческая жизнь народов, которая, как мы видели, являет эмпирическому взору картину бессмысленно-хаотического столкновения стихийных сил, коллективных страстей или коллективного безумия, или свидетельствует лишь о непрерывном крушении всех человеческих надежд, – созерцаемая из глубины, становится, подобно нашей индивидуальной жизни, связным и разумным, как бы жизненно-предметно проходимым «курсом» самооткровения Божества. И глубокий немецкий мыслитель Баадер был прав, когда говорил, что, если бы мы обладали духовной глубиной и религиозной проницательностью составителей Священной Истории, вся история человечества, история всех народов и времен была для нас непрерывающимся продолжение Священной Истории. Только потому, что мы потеряли чутье и вкус к символическому смыслу исторических событий, берем их лишь с их эмпирической стороны и в чувственно-явственной или рассудочно-постижимой их части признаем все целое событий вместо того, чтобы через эту часть прозревать подлинное, метафизическое целое, – только поэтому события светской, «научно» познаваемой истории кажутся нам бессмысленным набором слепых случайностей. Прочитайте, после ряда «научных» историй французской революции, после Тэнов и Оларов, «Историю французской революции» Карлейля, который в 19-м веке сохранил хоть слабый остаток религиозного, пророческого восприятия жизни, -и вы на живом примере можете убедиться, как одно и то же событие, смотря по духовной значительности воспринимающего его, то является просто безвкусным и бессмысленным хаосом, то развертывается в мрачную, но глубоко значительную и осмысленную трагедию человечества, обнаруживает разумную связь, за которой мы ощущаем мудрую волю Провидения. И если бы мы сами имели очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, то и теперь среди нас были бы Иеремии и Исайи, и мы поняли бы, что в таких событиях, как русская революция, крушение былой славы и могущества русского государства и скитания миллионов русских по чужбине, не менее духовной значительности, не менее явственных признаков Божьей мудрости, чем в разрушеении храма и вавилонском пленении. Мы поняли бы, что если история человечества есть как будто история последовательного крушения всех человеческих надежд, то – лишь в той мере, в какой сами эти надежды слепы и ложны и содержат нарушение вечных заповедей Божьей премудрости, что в истории вместе с тем утверждается ненарушимая правда Божия и что, взятая вместе с ее первым, абсолютным началом – рождением человека из рук Бога и с ее необходимым концом – завершением предназначения человека на земле, – она становится страдальческим, но разумно-осмысленным путем всечеловеческой жизни.

И наконец, мировая космическая жизнь, которая, если брать ее как замкнутое в себя целое, есть тоже, несмотря на всю свою грандиозность, не что иное, как бессмысленная игра слепых стихий, – поставленная в связь с своим средоточием, с религиозным смыслом бытия, с судьбой в мире Богочеловечества, постигнутая как метафизическое целое, от своего абсолютного начала в сотворении мира до своего чаемого конца в преображении мира, также приобретает хотя бы смутно прозреваемый нами смысл. Ибо в космической жизни, постигаемой в ее неразрывной связи с жизнью вечной, с сверхвременным существом Бога, все есть символ – искаженное, затуманенное, как бы в смутном сне видимое отражение и проявление великих законов духовного бытия. Не только господствующее механическое мировоззрение, по собственной слепоте видящее в мире только набор мертвых рычагов, колес и винтов, но и виталистическое воззрение, постигающее космос как живую стихию, и даже античное пантеистическое постижение мира как живого существа не достигает здесь подлинного прозрения. Лишь христианские мистики и теософы, как Яков Беме и Баадер, имели это глубокое чутье, которое открывает глаза на мир и дает прозревать в нем видимое подобие невидимых сил и в его мнимослепых законах – воплощения разумных закономерностей духовного бытия. Но тогда, глядя на мир как на периферию абсолютного центра, открываешь, что он совсем не бессмыслен, а что на каждом шагу он нам обнаруживает следы своего происхождения из абсолютной Премудрости, и каждое явление природы есть символ, за которым или в котором может быть вскрыт глубочайший смысл. – Так, всюду ориентировка на первичное средоточие бытия, раскрытие завес, заслоняющих от нас его метафизические глубины, озаряет светом то, что раньше было сплошной тьмой, делает вечно значительным то, что, казалось, лишь проносится мимо нас в вихре хаоса. Всюду степень проникновения в смысл бытия зависит от духовной зоркости самого познающего, от степени утвержденности его самого в вечном Смысле жизни. Как говорил старый Гете: lsis zeigt sich ohne Schleier Nur der Mensch – er hat den Star («У Изиды нет покрова, лишь у нас – бельмо в глазу»).

Рядом с этим теоретическим осмыслением жизни идет другая сторона нашего духовного перевоспитания и углубления, которую можно назвать практическим осмыслением жизни, действенным утверждением в ней смысла и уничтожением ее бессмыслия.

Мы знаем и предвидим, что все развитые выше соображения для современного сознания, всецело ориентированного на мир и действенную работу в нем, покажутся чересчур «отрешенными от жизни», «безжизненными». Судьба мира и все человеческие дела все-таки остаются развенчанными, энтузиазм великих дел погашен, и жизненная мудрость приводит здесь к освобождению человека от исполнения его жизненного долга, к мироотрицающему «квиетизму» – так, вероятно, скажут противники намеченного здесь жизнепонимания. Что попытка осмыслить мир и жизнь осуществима лишь через отрешение от мира в смысле превозмогания его притязания иметь самодовлеющее и абсолютное значение, через утверждение себя в сверхмирной, вечной и истинно всеобъемлющей основе бытия – это есть просто самоочевидная истина, имеющая в области духовного знания значение элементарной аксиомы, без знания которой человек просто безграмотен. И если эта простая и элементарная истина противоречит «современному сознанию» или нашим предубеждениям, основанным на страстях, хотя бы самых благородных, то – тем хуже для них! Но если это жизнепонимание упрекнут в квиетизме, в проповеди «неделания» и пассивности, если под «отрешенностью» будут понимать замкнутость человека внутри себя, уход от жизни и отрыв от нее – то это будет чистым недоразумение, основанным на непонимании подлинного существа дела.

Мы видели только что, что духовная ориентировка на первооснове бытия и утверждение себя в ней не «обессмысливает» для нас жизни, а, наоборот, впервые открывает нам ту широту кругозора, при которой мы можем ее осмыслить. Самоуглубление здесь, в области знания, есть не замыкание духа, а напротив, его расширение, освобождение его от всяческой узости, обусловливающей его слепоту. Но то же соотношение господствует и в области практической, в сфере действенной жизни. Мы уже видели, что искание смысла жизни есть, собственно, борьба за него, творческое его утверждение через свободное внутреннее делание.

Здесь нам остается отметить еще одну сторону дела. Мы уже говорили о том, что «Бог есть любовь». Религиозное осмысление жизни, раскрытие своей утвержденности в Боге и связанности с Ним есть по самому своему существу раскрытие человеческой души, преодоление ее безнадежной в-себе-замкнутости в эмпирической жизни. Истинная жизнь есть жизнь в всеобъемлющем всеединстве, неустанное служение абсолютному целому, мы впервые подлинно обретаем себя и свою жизнь, когда жертвуем собой и своей эмпирической отьединенностью и замкнутостью и укрепляем все свое существо в ином – в Боге как первоисточнике всяческой жизни. Но тем самым мы глубочайшим, онтологическим образом связываем себя со всем живущим на земле и прежде всего – с нашими ближними и их судьбой. Известный образ Аввы Дорофея говорит, что люди как точки радиуса в круге чем ближе к центру круга, тем ближе и друг к другу. Заповедь: «люби ближнего, как самого себя» не есть дополнительная заповедь, извне, неведомо почему присоединенная к заповеди о безмерной, всеми силами души и всеми помышлениями, любви к Богу. Она вытекает из последней как ее необходимое и естественное следствие. Дети единого Отца, если они действительно сознают себя таковыми и в Отце видят единственную опору и основу своей жизни, не могут не быть братьями, не любить друг друга. Ветвь лозы, если не сознает, что она живет только соками, пробегающими по всей лозе и идущими от ее общего корня, не может не ощутить исконного единства своей жизни со всеми остальными ветвями. Любовь есть основа всей человеческой жизни, само ее существо; и если человек в миру представляется себе оторванным и замкнутым в себе куском бытия, который должен утверждать себя за счет чужих жизней, то человек, нашедший свое подлинное существо в мирообьемлющем единстве, сознает, что вне любви нет жизни и что он сам тем более утверждает себя в своем подлинном существе, чем более он превозмогает свою призрачную замкнутость и укрепляется в ином. Человеческая личность как бы снаружи замкнута и отделена от других существ; извнутри же, в своих глубинах, она сообщается со всеми ими, слита с ними в первичном единстве. Поэтому, чем глубже человек уходит во внутрь, тем более он расширяется и, обретает естественную и необходимую связь со всеми остальными людьми, со всей мировой жизнью в целом. Поэтому также обычное противопоставление самоуглубления – общению поверхностно и основано на совершенном непонимании структуры духовного мира, подлинной, невидимой чувственному взору структуры бытия. Обыкновенно возражают, что люди тогда «общаются» между собой, когда они вечно бегают, со многими встречаются, читают газеты и пишут в них, ходят на митинги и выступают на них, и что, когда человек погружается «в самого себя», он уходит от людей и теряет связь с ними. Это есть нелепая иллюзия. Никогда человек не бывает столь замкнутым, одиноким, покинутым людьми и сам забывшим их, как когда он весь разменивается на внешнее общение, на деловые сношения, на жизнь на виду, «в обществе»; и никто не достигает такого любовного внимания, такого чуткого понимания чужой жизни, такой широты мирообьемлющей любви, как отшельник, молитвенно проникший, через последнее самоуглубление, к первоисточнику мирообъемлющей вселенской жизни и всечеловеческой Любви и живущий в нем как единственной стихии своего собственного существа. Нерелигиозный человек может хоть до некоторой степени приблизиться к пониманию этого соотношения, если приглядится к постоянному соотношению между глубиной и широтой во всей сфере духовной культуры вообще: гений, личность, углубленная в себя и идущая своим путем, предуказанным собственными духовными глубинами, оказывается нужным и полезным всем, понятным еще позднейшим поколениям и отдаленным народам, потому что из своих глубин он извлекает общее для всех; а человек, живущий в суете непрерывного внешнего общения с множеством людей, готовый во всем им подражать, быть «как все» и жить вместе со всеми, знающий только наружную поверхность человеческой жизни, оказывается никчемным существом, никому не нужным и вечно одиноким…

Из этого основного соотношения духовного бытия, по которому наибольшая общность и солидарность находится в глубине, вытекает, что и подлинное, творческое и плодотворное дело совершается тоже только в глубине и что именно это глубокое, внутреннее делание есть общая работа, совершаемая каждым не для себя одного, а для всех. Мы видели, в чем заключается это настоящее, основное дело человека. Оно состоит в действенном утверждении себя в Первоисточнике жизни, в творческом усилии влить себя в него и Его в себя, укрепиться в нем и тем действенно осуществить смысл жизни, приблизить его к жизни и им разогнать тьму бессмыслия. Оно состоит в молитвенном подвиге обращенности нашей души к Богу, в аскетическом подвиге борьбы с мутью и слепотой наших чувственных страстей, нашей гордыни, нашего эгоизма, в уничтожении своего, эмпирического существа для воскресения в Боге. Обычно люди думают, что человек, творящий или пытающийся творить это дело, либо вообще «ничего не делает», либо, во всяком случае, эгоистически занят только своей собственной судьбой, своим личным спасением и равнодушен к людям и их нуждам. И ему противостовляют «общественного деятеля», занятого устройством судьбы множества людей, или воина, самоотверженно гибнущего за благо родины, как людей, которые действуют, и притом действуют для общей пользы, для блага других. Но все это рассуждение в корне ложно, обусловлено совершенной слепотой, прикованностью сознания к обманчивой, поверхностной видимости вещей.

Прежде всего, что есть подлинное, производительное дело? В области материальной жизни наука о богатстве, политическая экономия, различает между «производительным» и «непроизводительным» трудом. Правда, там это различие весьма относительное, ибо не только те, кто непосредственно «производит» блага, но и те, кто занят их перевозкой, продажей или защитой государственного порядка, словом, все, кто трудится и участвует в общем устроении жизни, одинаково нужны и творят одинаково необходимое дело; и все-таки это различие сохраняет какой-то серьезный смысл, и всем ясно, что если все начнут «организовывать» хозяйство, распределять блага и никто не будет их производить (как это было, напр., одно время, а отчасти и доселе так остается в Советской России), то все будут умирать с голоду. Но в области духовной жизни как будто совершенно утрачено представление о производительном и непроизводительном труде; а здесь оно имеет существенное, решающее значение. Для того чтобы пропагандировать идеи, для того, чтобы устраивать жизнь в согласии с ними, надо их иметь, для того чтобы творить добро людям или ради него бороться со злом, надо ведь иметь само добро. Здесь совершенно ясно, что без производительного труда и накопления невозможна жизнь, невозможно никакое проникновение благ в жизнь и использование их. Кто же здесь производит и накопляет? Наши понятия о добре так смутны, что мы думаем, что добро есть «отношение между людьми», естественное качество нашего поведения, и не понимаем, что добро субстанционально, что оно есть реальность, которую мы прежде всего должны добывать, которым мы должны сами обладать, прежде чем начать благодетельствовать им других людей. Но добывает и накопляет добро только подвижник – и каждый из нас лишь в той мере, в какой он есть подвижник и посвящает свои силы внутреннему подвигу. Поэтому молитвенный и аскетический подвиг есть не «бесплодное занятие», ненужное для жизни и основанное на забвении жизни, – оно есть в духовной сфере единственное производительное дело, единственное подлинное созидание или добывание того питания, без которого все мы обречены на голодную смерть. Здесь – не праздная созерцательность, здесь – тяжкий, «в поте лица», но и плодотворный труд, здесь совершается накопление богатства; и это есть поэтому основное, существенное дело каждого человека – то первое производительное дело, без которого останавливаются и становятся бессмысленными все остальные человеческие дела. Чтобы мельницы имели работу, чтобы булочники могли печь и продавать хлеб, нужно, чтобы сеялось зерно, чтобы оно всходило, чтобы колосилась рожь и наливалось в ней зерно; иначе мельницы остановятся или будут вертеться пустыми и нам придется питаться мякиной и лебедой. Но мы без конца строим новые мельницы, которые с шумом машут по ветру крыльями, мы хлопочем об открытии булочных, устраиваем в них порядок получения хлеба, озабочены тем, чтобы никто при этом не обидел другого, и забываем лишь о мелочи – о том, чтобы сеять зерно, чтобы поливать ниву и взращивать хлеб! Так социализм заботится о всечеловеческом благополучии, воюя с врагами народа, митингуя, издавая декреты и организуя порядок жизни, – и при этом не только не заботясь о произрастании хлеба, но тщательно истребляя его и засоряя нивы плевелами; ведь этот хлеб насущный для него есть только усыпляющий «опий», ведь взращивание добра есть пустое дело, которым от безделья занимаются монахи и прочие дармоеды! Так в американском темпе жизни миллионы людей в Америке и Европе суетятся, делают дела, стараются обогатиться и в итоге все сообща неутомимым трудом создают – пустыню, в которой изнемогают от зноя и погибают от духовной жажды. Так в политической лихорадке митинговые ораторы и газетчики так упорно и неистово проповедуют справедливость и правду, что души и проповедников, и слушателей опустошаются до конца, и никто уже не знает, для чего он живет, где правда и добро его жизни. Все мы, нынешние люди, живем более или менее в таком сумасшедшем обществе, которое существует только, как Россия в годы революции, разбазариванием благ, которые когда-то, в тихих, невидимых мастерских, неприметно создали наши предшественники. А между тем каждый из нас, какое бы иное дело он ни делал, должен был бы часть своего времени затрачивать на основное дело – на накопление внутри себя сил добра, без которых все остальные дела становятся бессмысленными или вредными. Наши политики любят из всего дела св. Сергия Радонежского с одобрением отмечать, что он благословил рать Дмитрия Донского и дал ей двух монахов из своей обители; они забывают, что этому предшествовали десятилетия упорного молитвенного и аскетического труда, что этим трудом были добыты духовные богатства, которыми питались в течение веков и доселе питаются русские люди, и что без него, как указывает проницательный русский историк Ключевский, русские люди никогда не имели бы сил подняться на борьбу с татарами. Мы рвемся воевать со злом, организовывать нашу жизнь, делать настоящее, «практическое» дело; и мы забываем, что для этого нужны прежде всего силы добра, которые нужно уметь взрастить и накопить в себе. Религиозное, внутреннее делание, молитва, аскетическая борьба с самим собой есть такой неприметный основной труд человеческой жизни, закладывающий самый ее фундамент. Это есть основное, первичное, единственное подлинно производительное человеческое дело. Как мы видели, все человеческие стремления в конечном счете в последнем своем существе суть стремления к жизни, к полноте удовлетворенности, к обретению света и прочности бытия. Но именно поэтому все внешние человеческие дела, все способы внешнего устроения и упорядочения жизни опираются на внутреннее дело – на осмысление жизни через духовное делание, через взращивание в себе сил добра и правды, через действенное вживание человека в Первоисточник жизни – Бога.

И далее: хотя каждый человек, как в физическом, так и в духовном смысле, чтобы жить, должен сам дышать и питаться и не может жить только за счет чужого труда, но из этого не следует, как обычно думают, что невидимое, молчаливое делание есть работа для себя одного, что в нем все люди разобщены друг от друга и заняты каждый только своим эгоистическим делом. Напротив, мы уже видели, что люди разобщены между собою на поверхности и связаны в своей глубине и что поэтому всякое углубление есть тем самым расширение, преодоление перегородок, отделяющих людей друг от друга. Наше отравленное материализмом время совершенно утратило понятие о вселенской, космической или, так сказать, магической силе молитв и духовного подвига. Нам нужны смутные и рискованные чудеса оккультных явлений и спиритических сеансов, чтобы поверить, как в «редкое исключение», что дух действует на расстоянии, что сердца человеческие связаны между собою еще иным способом, чем через действие звуков глотки одного человека на барабанную перепонку другого. В действительности – опыт молитв и духовного подвига не только тысячекратно подтверждает это на частных примерах, но и раскрывает сразу как общее соотношение – духовная сила всегда сверхиндивидуальна, и ею всегда устанавливается невидимая связь между людьми. Одинокий отшельник в своей келье, в затворе, невидимый и неслышимый никем, творит дело, сразу действующее на жизнь в целом и затрагивающее всех людей; он делает дело не только более производительное, но и более общее, более захватывающее людей и влияющее на них, чем самый умелый митинговый оратор или газетный писатель. Конечно, каждый из нас, слабых и неумелых рядовых работников в области духовного бытия, не может рассчитывать на такое действие своего внутреннего делания; но, если мы свободны от самомнения, можем ли мы рассчитывать на большие результаты и в области внешнего нашего вмешательства в жизни? Принципиальное же соотношение остается здесь тем же самым; невозможное для людей возможно для Бога, и никто наперед не знает, в какой мере он способен помочь и другим людям своей молитвой, своим исканием правды, своей внутренней борьбой с самим собой. Во всяком случае, это основное человеческое дело действенного осмысления жизни, взращивания в себе сил добра и правды есть не только одиночное дело каждого в отдельности; по самому своему существу, по природе той области бытия, в которой оно совершается, оно есть общее, соборное дело, в котором все люди связаны между собой в Боге, и все – за каждого, и каждый – за всех.

Таково то великое, единственное дело, с помощью которого мы действенно осуществляем смысл жизни и в силу которого в мире действительно совершается нечто существенное – именно возрождение самой внутренней его ткани, рассеяние сил зла и наполнение мира силами добра. Это дело – подлинно метафизическое дело – возможно вообще только потому, что оно совсем не есть простое человеческое дело. Человеку здесь принадлежит только работа по уготовлению почвы, произрастание же совершается самим Богом. Это есть метафизический, Богочеловеческий процесс, в котором только соучаствует человек, и именно потому в нем может осуществиться утверждение человеческой жизни на ее подлинном смысле.

Отсюда становится понятной нелепость иллюзии, в которой мы пребываем, когда мы мним, что в нашей внешней деятельности, в работе, протекающей во времени и соучаствующей во временном изменении мира, мы можем осуществить нечто абсолютное, достигнуть осуществления смысла жизни. Смысл жизни – в ее утвержденности в вечном, он осуществляется, когда в нас и вокруг нас проступает вечное начало, он требует погружения жизни в это вечное начало. Лишь поскольку наша жизнь и наш труд, соприкасаеся с вечным, живет в нем, проникается им, мы можем рассчитывать вообще на достижение смысла жизни. Во времени же все раздроблено и текуче; все, что рождается во времени, по слову поэта, заслуживает и погибнуть во времени. Поскольку мы живем только во времени, мы живем и только для времени, мы им поглощены, и оно безвозвратно уносит нас вместе со всем нашим делом. Мы живем в части, разъединенной с целым, в отрывке, который не может не быть бессмысленным. Пусть мы, как соучастники мира, обречены на эту жизнь во времени, пусть даже – как это ниже уяснится – мы даже обязаны в ней соучаствовать, но в этой нашей работе мы достигаем и при наибольшей удаче только отностительных ценностей и ею никак не можем «осмыслить» нашу жизнь. Все величайшие политические, социальные и даже культурные перемены, в качестве только событий исторической жизни, в составе одного лишь временного мира, не совершают той метафизической подземной работы, которая нам нужна: не приближают нас к смыслу жизни – все равно, как все наши дела, даже важнейшие и нужнейшие, совершаемые нами внутри вагона поезда, в котором мы едем, ни на шаг не подвигают нас к цели, к которой мы движемся. Чтобы существенно изменить нашу жизнь и исправить ее, мы должны усовершенствовать ее сразу как целое; а во времени она дана лишь по частям, и живя во времени, мы живем лишь в малом, преходящем ее отрывке. Работа же над жизнью как целым есть работа именно духовная, деятельность соприкосновения с вечным как сразу целиком данным. Только эта подземная, невидимая миру работа приводит нас в соприкосновение с теми недрами, в которых покоится чистое золото, подлинно нужное для жизни. Единственное дело, осмысляющее жизнь и потому имеющее для человека абсолютный смысл, есть, следовательно, не что иное, как действенное соучастие в Богочеловеческой жизни. И мы понимаем слова Спасителя, на вопрос «что нам делать?» ответившего: «вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Иоан. VI, 29).

Определение

в кембриджском словаре английского языка

БЫТЬ | Определение в кембриджском словаре английского языка Тезаурус: синонимы и родственные слова .

Backstreet Boys: Покажи мне, что значит быть одиноким,.

Покажи мне, что значит быть одиноким …

, …

Так много слов для разбитого сердца,

,

Трудно увидеть в малиновой любви.

-.

Иди со мной, а может …

, …

Ночи света так скоро станут

Я чувствовал солнце.

…

Каждое ваше желание будет выполнено.

,

Покажи мне, что значит быть одиноким.

,?

Это чувство, с которым мне нужно идти?

?

Скажи мне, почему я не могу быть там, где ты.

,,?

В моем сердце чего-то не хватает.

-.

Жизнь продолжается так, как никогда не заканчивается.

,.

Глаза камня наблюдают за тенденциями,

.

Они никогда не говорят: «Вечно пристальный взгляд»

,.

Виновные дороги к бесконечной любви (бесконечной любви)

().

Каждое ваше желание будет выполнено.

.

Покажи мне, что значит быть одиноким.

,?

Это чувство, с которым мне нужно идти?

?

Скажи мне, почему я не могу быть там, где ты.

,,?

В моем сердце чего-то не хватает.

-.

Бежать некуда,

,

Отдай свое сердце, тело и душу.

,.

Чтобы почувствовать то, чего никогда не показываете?

,?

Тебя не хватает в моем сердце.

.

Скажи мне, почему я не могу быть там, где ты?

,,?

Покажи мне, что значит быть одиноким.

,?

Это чувство, с которым мне нужно идти?

?

Скажи мне, почему я не могу быть там, где ты (где ты).

« ().

Что-то (отсутствует) отсутствует в моем сердце.

— ().

Покажи мне, что значит быть одиноким (одиноким).

,?

Это чувство, с которым мне нужно идти?

?

Скажи мне, почему я не могу быть там, где ты.

,,.

В моем сердце чего-то не хватает.

-.

.

«Значение смысла» Чарльза Кея Огдена

Книги о философии языка всегда заставляют мою голову кружиться. Этот тоже. Но если вы потратите время на то, чтобы прочитать и перечитать важные моменты, вы получите понимание важности предмета и, возможно, даже понимание самого «значения смысла».

Один из главных моментов, который делает книга, — это преобладание «суеверия правильного смысла» и тот факт, что не может быть серьезного обсуждения философии языка до его отмены.Правильная mea

Книги по философии языка всегда заставляют меня кружиться в голове. Этот тоже. Но если вы потратите время на то, чтобы прочитать и перечитать важные моменты, вы получите понимание важности предмета и, возможно, даже понимание самого «значения смысла».

Один из главных моментов, который делает книга, — это преобладание «суеверия правильного смысла» и тот факт, что не может быть серьезного обсуждения философии языка до его отмены.Суеверие правильного значения — это (ложное) убеждение, что каждое слово имеет одно точное значение и что это значение является частью слова. По мнению авторов, значение не в словах, а в людях, которые их используют.

Чтобы объяснить свою концепцию отношений между референтом (что слово используется для обозначения), символом (словом) и ссылкой (связь между символом и словом, то есть интерпретатором), авторы вводят модель семиотики. треугольник. В этом треугольнике каждой из трех связанных сущностей (референт, символ и интерпретатор) назначается ребро: референт в нижнем правом углу, символ в нижнем левом углу и ссылка в верхней части треугольника.Наиболее фундаментальное положение книги можно свести к утверждению, что здесь у этого треугольника нет основы: нет прямой связи между референтом и символом (вопреки суеверию о собственном значении). Символ и референт связаны только через интерпретатора, который переводит символ в референт или наоборот.

Установив это основное положение, авторы переходят к анализу знаковых ситуаций в целом и символических ситуаций в частности. Знак — это естественное представление чего-то, что выходит за пределы знака (например, лай может быть знаком для собаки).С другой стороны, символ — это особый вид знака: он не имеет естественной связи со своим референтом (в отличие от обычных знаков), а имеет чисто условную связь: слово «собака» связано с собаками только потому, что оно используется для обозначения собак. Если бы слово «сумасшедшие» использовалось для обозначения собак, слово «собака» не имело бы никакой связи с собакой.

Первое, что нужно учитывать при разговоре о языке, — это мысли, просто потому, что они не могут использовать язык без мысли. Особым случаем мысли, который необходимо исследовать, прежде чем можно будет иметь дело с языком, является толкование знаков; интерпретация символов — лишь частный случай этой деятельности.

Интерпретация знаков наиболее кратко сформулирована самими авторами как «наша психологическая реакция на него [знак], определяемая нашим прошлым опытом в похожих ситуациях и нашим настоящим опытом» (стр. 244). Поэтому, когда мы слышим лай собаки, мы предполагаем, что это собака, потому что в нашем предыдущем опыте звук лая обычно сопровождался существованием и непосредственной близостью одного из этих существ.
Тот же процесс толкования применяется к символам.

Проблема коммуникации заключается в том, что между референтом и символом нет прямой связи, что делает интерпретацию центральным аспектом коммуникации. Для того, чтобы функционировать, любая система символов (= язык) должна принимать шесть основных канонов символизма, вытекающих из природы мышления:

1) Один символ обозначает один и только один референт.
2) Символы, которые могут быть заменены другим обозначением, обозначают ту же ссылку.
3) Референт сокращенного символа — это референт расширенного символа.
4) Символ указывает на то, что он фактически используется для обозначения.
5) Никакой сложный символ не может содержать составляющие символы, занимающие одно и то же место.
6) Все возможные референты вместе образуют порядок, так что каждый референт имеет одно место только в этом порядке.

Теперь, когда основные правила коммуникации изложены, осталась единственная проблема — найти способ устранить недопонимание в этой системе: это то, к чему стремится «Теория определения». Эта теория дает восемь способов определения символа, чтобы и слушатель, и говорящий могли понять, что они интерпретируют символ как один и тот же референт:

1) Символизация
2) Сходство
3) Пространственные отношения
4) Временные отношения
5) Физическая причинность
6) Психологическая причинность
7) Психофизическая причинность
8) Быть объектом психического состояния

Конечно, есть и другие способы определения символов, но большинство из них относятся к определенному предмету (например, юридических определений) и большинство (если не все) из них можно свести к восьми упомянутым выше.

Одна из самых интересных идей теории определений состоит в том, что есть определения, которые ничего не означают и поэтому действуют исключительно как раздражители, поддерживая конкретного оратора, просто сбивая с толку его аудиторию. Такие раздражители необходимо распознавать и игнорировать. Примеры: «Возвышенное — это все, что это есть или будет так называться теми, кто нанял или будет использовать это имя» и — на сегодняшний день мой любимый — «Etwas vom Gesetzgeber Verbotenes dem öffentlichen Zugriff zu entziehen, kann keine Zensur sein» Зирке «.

Вооружившись теорией определения, Огден и Ричардс в следующих двух главах начали поиск смысла красоты и смысла смысла.

В последней главе (названной «Ситуации символов») авторы наконец применяют свою теорию интерпретации к так называемым ситуациям символов. Их анализ процессов языковой интерпретации разделен на стороны слушателя и говорящего.

Сторона слушателя не очень сложна, поскольку он ведет себя точно так же, как и при интерпретации знаков: единственная новая идея — это идея сложных символов.Слушатель может интерпретировать два символа в контексте друг друга, и это может дать ему новый референт (кроме двух простых референтов каждого из двух символов).

Сторона говорящего более сложна, потому что у большинства говорящих нельзя найти строгого символизирующего отношения: говорящие не просто символизируют референты, но они могут использовать несколько из пяти функций языка:

1) Символизация ссылки
2) Выражение отношения к слушателю
3) Выражение отношения к референту
4) Продвижение предполагаемых эффектов
5) Поддержка ссылки

В более общем плане, есть две важные функции языка: Строгая символизация, в которой факты передаются от одного к другому.И вызывающее воспоминания или эмоциональное использование языка, которое направлено на то, чтобы вызвать у слушателя определенные эмоции и чувства. Путаница этих двух вещей стала причиной многих дискуссий и споров между учеными и поэтами.

В целом, «Значение смысла» — это проливающее свет исследование природы мысли и отношения между мыслью и языком.

.Определение

в кембриджском словаре английского языка

I.E. | Определение в кембриджском словаре английского языка Тезаурус: синонимы и родственные слова .

Добавить комментарий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Комментарий *

Имя *

Email *

Сайт